— И тут папа просто обезумел, — продолжала Мили скороговоркой. — Он возненавидел наш дом, продал его, и все деньги ушли на уплату долгов. Дядюшка Норуа хотел оставить у себя Жиля и сделать из него моряка — ведь Жиль так любит море, — но папа не согласился. И мы все вместе уехали в фургоне, и ни разу не побывали в Гонфлере.
— Вот беда! — воскликнула Маметта, крепко сжав руки Мили. — Вы, значит, им вместо матери? Да я бы на вашем месте разнесла весь этот театр и на отца бы не посмотрела! Подумать только, обречь детей на такую жизнь!.. Ну Жерве у вас актёрствует, а остальные чем занимаются?
— И остальные тоже… Флора, моя сестрёнка, просто влюблена в театр, танцы, аплодисменты. Зато мальчики терпеть не могут театр. Валентин самый старший и самый серьёзный. Ему так хочется найти себе дело по душе. Ведь ему уже пятнадцатый год. А Жиль только о море и мечтает. Вечно витает в облаках…
— Ну, а Жерве?
— Жерве? Ему только бы книги да книги. Ему бы в школе учиться, он такой способный…
Маметта всплеснула руками.
— Учиться?.. Разве они не ходят в школу?
— Да какая уж школа? Мы круглый год переезжаем с места на место.
— Ну и отец!.. Разве можно оставлять детей без учения!
Мили вскинула голову и сердито взглянула на собеседницу.
— Можно, сударыня… во всяком случае бродячим актёрам. Наш папа актёр и вправе распоряжаться своими детьми, как ему заблагорассудится. Он же не делает ничего дурного!
— Ну полно, полно! — сказала Маметта.
— Папа нас всех очень любит, он не злой, уверяю вас. Просто сам он сущий ребёнок. Только старенький… Меня очень тревожит его здоровье. А уговорить его обратиться к доктору — невозможно. С тех пор как не стало мамы, он слышать не может о болезнях. Вот и с Жерве… Господи, я и забыла о Жерве! Мне давно пора домой! — воскликнула Мили, вскакивая с кресла. — Большое вам спасибо за бинт, за помощь… словом, за всё…
— Не за что, милая, — добродушно ответила Маметта. — Трудно вам приходится, ну да стойкости и мужества вам не занимать. Поцелуйте-ка меня на прощание.
Мили обняла её, и на миг ей почудилось, будто вернулись прежние времена, когда мать, утешая, ласково её целовала.
— Завтра я навещу вас, посмотрю, что там у Жерве с ногой, — решительно заявила Маметта.
Мили обрадованно улыбнулась ей в ответ. Потом с грустью оглядела чистую уютную комнату, где, казалось ей, она защищена от всех житейских бурь и тревог. Неужели она навсегда прощается с этим домом? Может быть, она ещё вернётся сюда? И правда, почему бы ей не надеяться на лучшее? Когда она уходила, на сердце у неё стало легче и тревожные мысли о будущем как-то рассеялись.
