Действуя в подполье рядом с братом, я приобретал и политический опыт. Там я познакомился с двумя интересными людьми. Жанис Спуре – секретарь компартии Латвии – был личностью сложной. Он проживал легально на квартире у портного-еврея. Спуре ожидало бы большое будущее, если бы он не был пьяницей. Однажды я был у него дома, на обед подали утку. Помню, Спуре воскликнул по-русски: «Утка любит плавать!» и с этими словами осушил целый стакан водки… Вторым был Петерис Курлис, первый секретарь подпольной комсомольской организации и в то же время агент Политуправления Латвии в коммунистическом подполье (о чем, конечно, тогда никто не догадывался). В 1941 году он был осужден и через год умер в лагере. Мне он не нравился с самого начала, глаза у него были какие-то бегающие. Брат, правда, ничего такого не почувствовал.
Когда в 1938 году провалилась подпольная типография газеты Cīņa[52] на улице Индрану, Жанис Спуре поручил моему брату возобновить ее. Григорий мобилизовал несколько человек, в том числе и меня. С осени 1939 года я регулярно работал в типографии сколько- то раз в неделю. Это был нелегкий физический труд – рукоятку печатной машины надо было крутить руками. Потом готовую продукцию прятали на мне, под пальто, и у нас дома я передавал ее Спуре и Курлису. Мне исполнилось девятнадцать, и, как заметил мой брат, я изменился, посерьезнел – а еще недавно выглядел совсем мальчишкой. В подпольной типографии я проработал до апреля 1940 года, когда ее опять засекли, а брата арестовали.
* * *
Когда умерли родители и я бросил школу, пришлось искать работу. Устроился помощником фотографа. Фотолаборатория находилась на улице Бривибас, в большом доме между улицами Гертрудес и Стабу. В глубине двора была частная гимназия Миллера и фирма «Калифакс», где по заказу изготавливали радиоаппараты желаемого размера – тогда была такая мода.
Я научился всему, что требовалось в фотолаборатории – работать при зеленом свете, при красном, в темноте, все надо было знать и уметь. Однажды мастер предложил пойти с ним вместе фотографировать некую вечеринку и пообещал дополнительную плату – 30 сантимов за час. Ого! Я получал у него вообще-то 30 латов в месяц, совсем небольшие деньги. Голодать мне, правда, не приходилось – я жил в семье брата. Итак, пошли мы на тот «бал». Там я должен был прежде всего найти штепсель, подключиться и держать 500-ваттовый юпитер так, чтобы фотографируемая персона или группа была как следует освещена.
