— Семен Михайлович подарил.
— Какой Семен Михайлович?
Уча стукнул мальчишку костылем.
— Ты отстанешь, чертов Барабан, или нет?
— У нас один Семен Михайлович, — сурово объяснил Ленька. — Товарищ Буденный, и ты это должен знать…
Рыжего Илюху терзала зависть.
— Прямо не верится, Ленька, что ты воевал.
Тонька с презрением сказала:
— Дурак ты и уши холодные!.. Не видишь, что он весь пораненый?
Но Илюха продолжал свое:
— Ленька, а воевать страшно?
— Кто шкуру свою спасает, тому страшно. А кто за бедных — ничуть.
— Неужели ни разу не забоялся? — не отставал Илюха. Ленька усмехнулся:
— Один раз было… Когда с Буденным кашу ел.
Ребята рассмеялись:
— Каши спугался?
— Не каши, а Буденного. Шутишь? Командующий армией! Одних коней двадцать тыщ… Тронется дивизия за дивизией — вся степь в конях! Только пыль до неба, и у каждого бойца шашка, пика — залюбуешься!
— А почему у тебя шашки нема? — поддел Илюха.
— Пулеметчику не положено.
— А стрелять умеешь?
— Отстань, рыжий… Леня, расскажи, как тебя кадет Шатохин расстреливал.
— Правда, расскажи, — загомонили ребята.
Не спеша Ленька расстегнул ворот гимнастерки, достал красный платок и вытер лицо. В эту минуту он был похож на Ваську — так же хмурился и медлил с ответом.
— Кадета я встретил под Майкопом. Перед этим мы разбили Деникина возле Касторной. Заманили в ловушку два его бронепоезда и захватили их вместе с прислугой.
— Гады, — мрачно заметил Абдулка, — прислугу на бронепоезде держат.
— Не о той прислуге речь, — объяснил Ленька. — Так называется личный состав на бронепоезде.
— Замри, Абдулка, не мешай! — прикрикнул Уча. — Рассказывай, Леня, дальше.
— Ну, после Касторной взяли мы Ростов…
— Г-гы… — хмыкнул Илюха. — «Взяли мы»! Ты, что ли, взял Ростов?
Ни слова не говоря, Уча сорвал с головы Илюхи шапку и закинул ее на крышу. Рыжий, ворча, полез ее доставать. А Ленька, словно ничего не случилось, продолжал:
— …Беляки думали, что мы еще далеко, и стали праздновать рождество. В каждой квартире полно офицерья, свечи горят, барыни пьяные пищат. А мы за ночь такой марш дали, что очутились на улицах Ростова. Заходим в один дом, а там смех, музыка. Комиссар распахнул дверь, а навстречу офицер, руки развел и лезет целоваться. Комиссар его наганом по кумполу. Пока белые спохватились, было поздно: одних револьверов отобрали штук тридцать. Пленных увели, а Петро Хватаймуха взял с тарелки огурец, запихнул в карман пирог, сало в полотенце завернул и кивает мне. «Это, — говорит, — хлопцам…»
