Ничто не будило тишины раннего утра. Лишь звенели в небесной синеве невидимые жаворонки да всхрапывал конь, мотая на ходу головой.
Скоро на дороге показалась бричка, запряженная круторогими волами. В бричке сидел дед в соломенной шляпе, а рядом миловидная девочка, повязанная ситцевым платком.
Увидев людей, всадник пришпорил коня, натянул повод и чертом завертелся вокруг брички, заскакивая то с одной, то с другой стороны.
— Бог помощь, дедушка, откудова путь держишь?
— С села Семеновки.
— А до Юзовки далеко?
— Та ни. Вон за той могилой, прямочки.
— Ну как вы здесь живете? — весело спросил всадник.
— Слава богу…
— А я с войны еду. Лупили эксплуататоров и всякую гидру. Скинули всех в море: и Деникина и Шкуро.
— То добре… — неопределенно отозвался дед.
Всадник продолжал вертеться на коне. Чувствовалось, что ему не терпелось поговорить, да и черноокая не спускала с него зачарованных глаз.
— Теперь живи, дедусь, ничего не бойся, — говорил он весело. — Бери власть в свои руки и сей хлеб, а мы, рабочие, поможем вам, бедным селянам.
— Спасибо на добром слове.
— Ну, пока всего хорошего, бывайте здоровы!
— С богом, сынку…
Дед, обернувшись, долго с удивлением смотрел вслед верховому, потом ударил палкой вола, и бричка тронулась дальше.
Всадник влетел на вершину степного кургана. В синей дали, точно видение, возникла островерхая черная гора — террикон угольной шахты. Волнуясь, кавалерист встал ногами на спину лошади, чтобы дальше видеть, снял с головы буденовку и замахал ею над головой.
— Э-гей!.. — закричал он так громко, что птицы испуганно вспорхнули.
Радость всадника словно передалась коню, и он призывно заржал, ударил копытом землю.
Справа от дороги в неглубокой балке поблескивала на солнце степная криница. Всадник повернул коня и рысью поскакал с косогора.
Возле ручейка, где цвело множество красных и желтых тюльпанов, он спешился, сбросил шинель и, пока лошадка пила воду, умылся, вытер лицо подкладкой буденовки и пригладил белесый чуб. Потом он украсил тюльпанами буденовку, гриву коня. И лишь тогда снова сел верхом и двинулся дальше.
Террикон приближался. Показались заводские трубы, заблестел купол городской церкви с крестом. Шахтерский городок манил к себе, как мираж, и всадник смотрел и смотрел вперед, точно боялся, что мираж исчезнет. Он нетерпеливо дергал поводья, но буланый устал или капризничал: скакать не захотел.
Скоро потянулись белые мазанки с земляными крышами, густо заросшими травой, низкие заборы, сложенные из обломков степного камня. Улочки были узенькие — три шага от забора к забору. На одной из них женщина в платочке белила хату.
