Её опухшие веки всё ещё сдерживали слёзы, но она была готова вот-вот расплакаться:
— Это — начало, но сперва ты должен сказать мне правду.
— Я не могу, — сказал он, сперва думая, что она имела ввиду правду о том, с чего всё началось.
— Скажи! — яростно выпалила она, а затем стала повторять эти слова, стуча по его груди: — Скажи!
Он наконец понял:
— Я люблю тебя, Катрин Сэйер.
Он начал было целовать её, но она оттолкнула его:
— А теперь скажи мне, почему.
— Что почему? — спросил он, думая, что она, возможно, имела ввиду причины, по которым он любил её.
— Почему ты это сделал? — хрипло сказала она. — Что вообще могло стать всему этому причиной? Почему ты стал спать с каждой женщиной, до которой мог дотянуться, когда любил меня? Почему я — единственная, с кем ты не мог быть? Тебя только я люблю, но ты изо всех сил старался соблазнить каждую хоть немного привлекательную женщину… кроме меня.
Его изначальное преступление лежало в его сердце подобно камню, и он знал, что там оно и останется, пусть и задушит его до смерти своим ядом:
— Нет, — ответил он. Но даже говоря это, он ощутил что-то иное, какое-то беспокойство в подсознании.
— «Нет» — значит не скажешь? — спросила она. — Или «нет» — значит не соблазнишь меня?
Он сел, оттолкнув её в сторону. Теперь он распознал источник того, что его беспокоило. Сфокусировав своё внимание, он ясно увидел всадника.
— Приближается надзиратель, — проинформировал он её.
— Надзиратель? Почему? Почему здесь? Почему сейчас? — Она была фрустрирована и зла из-за того, что нечто вмешалось именно сейчас, когда она наконец начала получать от него ответы.
— Тут гадать нечего, — сказал он ей. — Я уже довольно долго скрывал от него своё присутствие.
— Тогда как он тебя нашёл? Ронни? — спросила она.
Даниэл кивнул, разглаживая свою куртку, и направляясь к двери. Кэйт поймала его прежде, чем он до неё дошёл:
— Мы можем сбежать, Даниэл, вместе, ты и я.
— Для этого уже слишком поздно, Кэйт, — печально сказал он. — Уже во время Праздника Урожая было слишком поздно, иначе бы я никогда не сделал то, что я сделал. — Уставившись в стену, он добавил: — Он уже почти здесь.
— Что мы будем делать? — сказала она, и в её голое слышались одновременно страх и отвага.
— Мы ничего делать не будем. Не было никаких «мы». Ты останешься здесь, и будешь присматривать за Сэтом. Я встречу его снаружи, — сказал Даниэл.
Она зыркнула на него с отчаянием во взгляде:
— Это глупо. Ты же понимаешь, что он сделает! Верно?
