Вознесение гор | страница 132
Сохранённый им кусок дерева полностью высох. На его поверхности появилось несколько маленьких трещин, но магический взор показал Даниэлу, что глубоко они не заходили. Основная часть древесины сохла медленно, и осталась целой. Не спеша, ибо времени у него было много, Даниэл использовал свои способности, чтобы медленно убирать внешние слои материала, отсекая прочь части древесины, создавая тело и гриф цистры.
Цистра его матери была сделана из нескольких кусков лёгкого дерева, вырезанных, а затем склеенных вместе. В частности, тело было сделано из двух больших кусков, составлявших выгнутый[3] корпус и плоскую деку, в то время как гриф был из совершенно отдельного куска дерева. Лады и прочие выступы представляли из себя дополнительные куски дерева и металла, приклеенные на свои места.
У Даниэла клея не было, и металла тоже, но у него было терпение, и инструмент, позволявший ему убирать небольшие объёмы материала даже изнутри. Он медленно вырезал внутреннюю часть выпуклого корпуса, и придавал форму грифу, создавая всю цистру, включая лады, из цельного куска дерева.
Колки он был вынужден делать отдельно, используя более крупные куски дерева, которые он отсёк, придавая форму телу цистры. С помощью эйсара он осторожно просверлил в головке отверстия клиновидной формы, чтобы колки можно было слегка вынимать во время настройки, а затем плотно задвигать внутрь, чтобы закрепить после того, как найдено нужное натяжение.
Амара заметила его странную работу, приходя к нему дважды в день, даже иногда задерживаясь, чтобы понаблюдать за ним минуту или две. Даниэл всегда делал ей комплименты, пытаясь завязать беседу, но она редко говорила.
Пару месяцев спустя его работа была почти закончена, и его бесформенный кусок дерева стал строго очерченным и элегантно выглядевшим инструментом. По сравнению с цистрой его матери, инструменту не хватало цвета, но это компенсировалось тонкостью резьбы по дереву, а также вырезанными на плоскости деки тонкими, узорными цветами.
В конце концов любопытство взяло верх над Амарой, и она задала ему вопрос. Вообще говоря, на его памяти это был первый раз, когда она хоть что-то у него спросила.
— Что это?
— Цистра, — тихо ответил он.
— Что она делает? — продолжила она.
Два вопроса! Этот день стал вехой в его с ней общении.
— Если смогу её закончить, то покажу тебе, — сказал он ей. — Но я не думаю, что у меня когда-нибудь получится.
— Почему нет? — Амара явно была очарована прекрасным и совершенно незнакомым предметом.