Кто-то из присутствующих подхватил этот аргумент:
– В Конвенции о правах ребенка, ратифицированной нами 20 лет назад, а именно в 59-й статье, сказано, что нельзя малолетнего ребенка разлучать с матерью без уважительных причин, а до семи лет ребенок считается малолетним.
Дискуссия продолжалась несколько часов и свелась к тому, что уполномоченный по правам ребенка в рамках нынешнего законодательства ничем помочь не может. Сразу после круглого стола я усадила Женю, Юлю и нескольких общественных активисток в машину и отвезла в офис на канал Грибоедова. Там нас встретил Кирилл Палыч, и мы устроили уже свой круглый стол.
Предложение объединить усилия было воспринято единогласно и без колебаний, только все вместе мы могли сдвинуть эту неповоротливую и глухую машину с места. Обменявшись координатами, мы подумали о создании общественной организации, в которую могли бы войти такие же разлученные родители, а также правозащитники, психологи и другие гражданские активисты. Медлить не хотелось, и без того наша борьба превратилась уже в ежедневную работу.
На студии документальных фильмов, где я раньше работала, у меня осталось много друзей. Я позвонила Алине Рудницкой, призеру многих международных фестивалей документального кино. Алина уже слышала о том, что произошло со мной, Юлей и Евгенией, и тут же отозвалась. Она приехала со своими камерой и микрофоном ко мне в офис на канале Грибоедова. Той же ночью мы записали видеообращение к президенту России, состоящее из трех историй – про разных, но одинаково страдающих матерей, разлученных с детьми. Через некоторое время видео было смонтировано и выложено на YouTube. В то же время кто-то принес нам бумажный буклет с анонсом предстоящего Первого Общероссийского форума по защите прав детей. Не было никаких сомнений в том, что нам необходимо выступить на этом мероприятии, чтобы донести проблему до тех, кто принимает решения на уровне правительства. Тогда же мы решили провести перед зданием форума одиночные пикеты, а также подготовить листовки с портретами наших детей и обращением к депутатам, губернатору и всем, кто имеет отношение к семейной политике государства. Алина Рудницкая согласилась фиксировать наши действия на камеру. Впоследствии эти кадры легли в основу документального фильма, ставшего для Алины Рудницкой самым длительным и мучительным за всю ее режиссерскую карьеру.
Несмотря на все усилия, дело не двигалось. Панин, Проценко и Чахоян не возвращали похищенных детей. До сих пор неизвестно, увидел ли наше обращение президент России. У Юли, в отличие от нас с Женей, имелось уже не только решение суда о передаче ей ребенка, но и поддержка старших судебных приставов, а также уполномоченного по правам человека РФ. Только ребенка у нее, как и у нас, не было. Пользуясь своей известностью и связями, артист поднял против Юли огромную волну всевозможных провокаций, мешая ей достичь цели и вернуть себе дочку. Периодически в интернете появлялись лживые новости, в которых Юлю пытались выставить то алкоголичкой, то психически ненормальной. К ней с новой силой стали втираться в доверие телевизионщики со скрытыми камерами. Мы с Женей журналистов пока не особо интересовали, а вот с Юлей они вели себя как хищники на охоте за свежим мясом – постоянно подлавливали то в кафе, то в университете, где она училась на кафедре искусствоведения. Из-за этого Юля иногда не выходила из дома по несколько дней, напоминая средневековую принцессу в заточении.
