Леди, которая любила лошадей | страница 18
— В моей, стало быть, уверены?
— Пока нет. Но досье доставят.
Что ж, доля шутки в этих словах тоже имелась.
А на вилле его ждали.
Ефимия Гавриловна изволила прогуливаться по дорожке с видом столь нервозным, что становилось очевидно: гуляла она доволи давно и отнюдь не с тем результатом, на который рассчитывала.
— Вы поздно, — сказала она вместо приветствия. И губы поджала, сделавшись донельзя похожею на сестру, когда той случалось выказывать свое Демьяном недовольство.
— Прошу прощения?
Все ж таки в отличие от сестры с этою женщиной Демьяна связывало исключительно случайное соседство и только-то. Ее даже приятельницею не назовешь.
— Это вы меня извините, — Ефимия Гавриловна разом растеряла свое раздражение и рукой махнула. — Совсем с этою девчонкой… из сил выбилась. На людей кидаюсь.
— Устали?
— Устала… когда я ее упустила? У вас нет детей?
— Нет.
— И это хорошо. Мне нужно с вами поговорить.
Облаченная в темную длинную юбку и белую блузу того строгого фасона, который более подошел бы какой-нибудь гувернантке или компаньонке, нежели даме состоятельной и свободной, она гляделась старше своих лет. Лицо ее показалось одутловатым, а в свете редких фонарей кожа обрела характерную желтизну. Тени подчеркивали запавшие глаза и бледные губы.
— В таком случае… — приглашать кого-либо в комнаты Демьяну не хотелось. И Ефимия Гавриловна поняла. Кивнула и сказала:
— Тут недалеко беседка имеется. Я не займу ваше время.
Времени ныне у Демьяна было с избытком.
И он согласился.
К тому же… с чего он взял, что приглядываться надобно исключительно к особам молодым? Оно, конечно, в большинстве своем именно они и становятся жертвами красивых идей, но встречаются средь сочувствующих народовольцам-освободителям и совсем иного склада люди.
Так почему не она?
Одинокая. Оставшаяся некогда без поддержки мужа и денег, сумевшая возродить, что дело, что состояние… могла ли?
Сложно сказать вот так, сразу.
А беседка и вправду оказалась хороша, поставленная чуть в стороне от дорожек, укрытая темным тяжелым виноградом, она будто специально была создана для разговоров приватных.
Внутри было влажно.
Слегка прохладно.
И пахло землею, деревом и резкими тяжелыми духами Ефимии Гавриловны. Подумалось, что в этаком укромном месте многое сотворить можно.
— Вы должны мне помочь, — сказала Ефимия Гавриловна, прежде чем Демьянова фантазия вовсе вышла из берегов.
— Чем?
Она присела на краешек лавки, осторожно, будто опасаясь, что эта лавка не выдержит ее веса. Вздохнула. Прижала к груди платочек и уставилась перед собой невидящим взглядом. Сумрак беседки скрывал ее лицо, и волосы, и лишь белая блузка выделялась этаким неуместно ярким пятном.