— Заслужил, выходит, отличие, — не унимается Колдун. — Теперь нашего брата пороть почнет.
Долго в этот вечер не смолкают наши разговоры, объединившие нас в общей любви, сочувствии и ненависти. Наконец усталость берет свое, и один за другим все расползаются по своим местам. Я буквально не нахожу себе покоя, ощущая пустоту прежде занимаемого рядом Осокиным места. Это мое состояние не остается незамеченным палаткой.
— Овдовел, выходит. Одному-то теперь и непривычно будет, — сочувственно подмечает Папа Римский.
— А теперь перебирайся-ка ты ко мне, — зовет Яшка, — вдвоем все веселяя будет.
— Располагайся со мной рядом, — приглашает в свою очередь Полковник. — Места-то хватит.
Сон не идет ко мне, и я в одиночестве остаюсь у огня. Все остальные давно спят, и тишину палатки нарушают только тяжкое дыхание спящих, сонные выкрики да стоны. Потрясенный гибелью Андрея, я вторично переживаю кошмарные события дня. Неотвязная сцена преднамеренного и открытого убийства здоровыми вооруженными людьми беззащитного и тщедушного человека настолько омерзительна и гнусна, что ее никакой кислотой не вытравить из памяти.
Что же все-таки, собственно говоря, произошло? Казалось бы, ничего особенного в условиях плена. Не стало всего-то одного Доходяги — моего напарника по нарам и по работе. Смерть не первая и не последняя в нашей жизни. Но отчего же так тяжело на душе? Место Андрея на нарах теперь сиротливо пустует, и эта горькая пустота ощущается сейчас в палатке на всем. Он как-то рассказывал о своих родных. Они, наверное, не оставляют надежды увидеть его живым и невредимым. Напрасны их ожидания! Неодолимая пропасть легла между ними и Андреем. Уже не вернуться ему к родным, также как им не отыскать его могилы, затерянной на чужой земле, а виновник его смерти жив и благоденствует на чужбине. Этот Иуда так и останется безнаказанным, он будет таким же тупым и равнодушным ко всему, что не затрагивает его корыстных интересов, кровь товарища не мучает его… И кто знает, остановится ли он на этом, не изберет ли новую очередную жертву, не предаст ли также и всех остальных? Похоже, на этом свете отсутствует возмездие, коли земля не разверзнется под этим ублюдком и не поглотит его в своих недрах.
Предавшись этим тягостным раздумьям, я не замечаю, как догорает печка, и, только обнаружив это, остервенело напихиваю ее дровами. Раскаленные угли отбрасывают красные блики, которые двигаются и пляшут на стенах и потолке. Прикрыв дверцы, я снова остаюсь в полутьме и отдаюсь прежним размышлениям. Осторожный скрип двери, и струя холодного воздуха выводит меня из оцепенения. Несколько человек заходят в палатку и, подойдя к печке, простирают к ней обескровленные и закоченевшие от холода руки. Один из них молча наклоняется ко мне, пытаясь признать сидящего. К своему удивлению, я узнаю в нем дядю Васю.
