Там, в Финляндии… | страница 68
Наблюдая за ним, мы не можем не заметить этой внутренней борьбы в нем и колебаний между необходимостью ладить с нами, окончательно лишив себя всех благ и выгод, и сознательным подрывом крепнущего товарищества. Что в нем возьмет верх, для нас еще не совсем ясно, и мы полны сомнения, что ему удастся сдержать себя. Нам хорошо известна жадность Козьмы и его пристрастие приспосабливаться, которые не могут не вызывать в нас опасения.
Как и следовало ожидать, опасения наши вскоре сбываются.
Неистовый и жадный курильщик, окончательно лишенный немецких подачек, Козьма вынужден теперь довольствоваться лишь жалкими окурками, в которых порой еще ему не отказывают на трассе его прежние благодетели. Все остальное время, которое мы проводим в лагере, он тщетно мечется в поисках закурки и не находит себе места, когда все его попытки оканчиваются неудачей. Испытывая муки табачного голода, он не дождется по утрам выхода на работу, где сможет наконец-то удовлетворить свое желание.
Этой своей привычке он не изменяет и сегодня. Едва заслышав сигнал, он первым срывается с места и поспешно выскакивает из палатки, торопясь занять выгодную позицию. Достигнув участка, он зорко следит за каждой закуренной постовыми сигаретой в надежде на обычный окурок, заполучив который, давясь и кашляя, тут же жадно высасывает, делая долгие и глубокие затяжки. Но сегодня и в этом его постигает неудача. Немцы, чье озлобление к Жилину достигло предела, на этот раз отказывают ему даже в окурках. Докуривая сигареты, они умышленно проходят мимо Козьмы, делая вид, что не замечают его жадных взглядов, и, бросая окурки, словно в насмешку, тщательно растирают их ногою. Все уловки Козьмы воспользоваться окурком, к его досаде, безуспешны и ни к чему не приводят. Не выдержав, он обращается к постовому.
— Битте бискен раухен, гер вахман![35] — жалобно тянет он, вымаливая окурок.
Нескладный и долговязый немчик, прозванный нами Слюнявый, злорадно щурит на него свои светлые арийские глаза.
— Не, не! — насмешливо кривя вечно мокрые губы, отказывает он. — Вених арбайт — найн табак, гут арбайт — филь табак, филь сигаретен[36]. Понимаешь?
Озадаченный отказом Козьма растерянно хлопает глазами и задумывается. Соблазн курения в нем настолько велик, что он явно не владеет собой. Отказ Слюнявого застиг его врасплох, но не таков чертова Жила, чтобы отказаться от задуманного. Выйдя из оцепенения, Козьма неожиданно срывается с места и, схватив кирку, с остервенением рвет ею землю. Выждав момент, когда немцы отвлекаются от наблюдения за нами, мы останавливаемся и не сводим глаз с выродка, который один из всей команды по собственному побуждению и без всякого принуждения к тому с необычным прилежанием продолжает долбить чужую мерзлую землю. Усердие Жилина по достоинству оценивается Слюнявым. Он подходит к Козьме и, шмыргая носом, под которым висит неизменная светло-зеленая капля, некоторое время внимательно наблюдает за Жилиным и милостиво швыряет к его ногам весь исслюнявленный и обсосанный окурок. Выпустив из рук кирку, Козьма моментально нагибается за ним и жадно глотает табачный дым. И только тогда, когда пепел начинает жечь губы, Козьма отбрасывает жалкий остаток далеко в сторону.