— Теперь можно и передохнуть, — решаем мы про себя. — Надо беречь силы. Кто его знает, что еще нас ждет сегодня? Немцы-то, похоже, совсем озверели. От них всего ждать можно.
У прячущегося под кронами хвойных деревьев бельгийского лагеря, названного так в честь первопоселенцев, позже заселенного, помимо бельгийских, также немецкими, австрийскими, польскими, чешскими мастерами-тодтовцами[13], мобилизованными на строительство дороги, колонну останавливают. Здесь к каждой команде придается по несколько тодтовцев, наделенных правами и ответственностью в отношении к заключенным едва ли не наравне с самим конвоем и, в большинстве своем, не менее злобно к нам настроенных. Теперь мы будем находиться и под их неусыпным наблюдением, и нас станет сопровождать почти вдвое больше дозорных. Этого более чем достаточно, чтобы мы даже не помышляли о побеге. Но напрасны опасения немцев. В Финляндии сама природа явно против нас, она устраняет всякую возможность побега. И хотя такие попытки все же не раз предпринимались, не было ни одного случая, чтобы они удавались. Глубокие по пояс снега и незнание местности являются для нас совершенно непреодолимой преградой. Да и далеко ли уйдешь с нашими-то силами и ногами? Лыжники обложат каждого отважившегося на этот поступок безумца не далее чем на третьем-пятом километре, и тогда — неминуемые изуверские истязания, длительная выстойка без еды и теплой одежды в продуваемом всеми ветрами проволочном тамбуре меж двойных ворот, нередко заканчивающаяся полным окоченением, а затем, если все же выстоял и остался живым, — зачислением в штрафную команду, уже само пребывание в которой, по существу, равносильно неминуемой и только растянутой во времени смерти, или же расстрелом.
После короткой остановки команды трогаются дальше и, свернув от лагеря вправо, выходят на трассу строящейся дороги. По обледенелым шпалам нам предстоит пройти, оскользаясь и падая, еще около шести километров. Путь этот мы стараемся проделать как можно дольше, чтобы для работы остались считанные часы. Дело в том, что в короткие зимние дни, опасаясь побегов, немцы выводят нас на работу не раньше рассвета и задолго до сумерек гонят обратно в лагерь. Исключая построения и ходьбу, рабочий день наш исчисляется четырьмя-пятью часами. Это нам на руку.
— Короче там, по-пленному! — ползет по цепи призыв от одного к другому. — Спешить-то, кажется, незачем.
Немцы догадываются о содержании выкликов.
