Поначалу гнев Маяковского вызывало желание властей оказёнить, пригладить хрестоматийного Пушкина, приспособить его к официально узаконенной идеологии, превратить его поэзию в прикладное средство внедрения в массы благочиния, верноподданничества и убогой мещанской благопристойности. Против этого протестовал Маяковский в статье «Два Чехова» (1914): «Из писателей выуживают чиновников просвещения, историков, блюстителей нравственности… Так, в одном из южных городов ко мне перед лекцией явился „чин“, заявивший: „Имейте в виду, я не позволю вам говорить неодобрительно о деятельности начальства, ну, там Пушкина и вообще“». Об этом эпизоде поэт упомянул и в автобиографии «Я сам». Характерны воспоминания Марины Цветаевой о своем детском восприятии одного издания Пушкина: «…обезвреженный, прирученный Пушкин издания для городских училищ… Книжку я не любила, это был другой Пушкин… Но, помимо содержания, отвращало уже само название: для городских училищ, вызывавшее что-то злобное, тощее и унылое…» («Мой Пушкин»). И еще одно свидетельство умного очевидца и активного участника литературной жизни (речь идет о периоде 1914–1916 годов): «Пушкин по каким-то непостижимым причинам сделался в те годы прикрытием для всего скудного, тусклого, тривиального, трафаретного, чопорного. Всякая светская барыня, кропающая жидкие стишонки о розах, мимозах, очах и ночах, похвалялась своей близостью к Пушкину. Пушкин стал знаменем самых косных, реакционных литературных кругов…» (К. Чуковский «Два поэта»).
В этих условиях, казалось бы, и должен был ополчиться на Пушкина мятежный искатель новых путей. Но он не ополчился. Он даже взял поэта под защиту, когда литературный мэтр Брюсов в 1916 году умудрился дописать за Пушкина «Египетские ночи»:
Разбоя след затерян прочно
во тьме египетских ночей.
Проверив рукопись
построчно,
гроши отсыпал казначей.
Бояться вам рожна какого?
Что
против – Пушкину иметь?
Его кулак
навек закован
в спокойную к обиде медь!
В «Гимне критику» (1915) имя Пушкина соседствует с именем Данте, а в «Теплом слове кое-каким порокам» (1915) – с именами Щепкина и Врубеля. Пушкин для Маяковского и в этот период – великий поэт, живой, интереснейший человек, самобытная личность. Но «новое время – новые песни», новые формы. Эта идея была в крови у Маяковского с самого рождения его первых стихов. Он упорно ищет формы, адекватные новому содержанию, новой эпохе, ищет и находит свое поэтическое лицо. А ему твердят: «Это плохо, потому что не так, как у Пушкина». И он отвечает: «Вот с этим очиновничаньем, с этим канонизированием писателей-просветителей, тяжелою медью памятников наступающих на горло освобождающегося искусства слова, борются молодые» («Два Чехова»). Долгую борьбу за
