Мужчины уже не поддерживали девушку под руки. Она по-прежнему сидела, запрокинув голову и закрыв глаза. Казалось, она спит глубоким сном. Ее пытались разбудить, тормошили, трясли за плечи. Макс слышал, как Школьников кричит:
— Тереза, очнись! Тереза!
И вот она вздрогнула и проснулась. В черных глазах — испуг и удивление. Какая-то женщина обняла ее и поцеловала. Кто-то принес керосиновую лампу и чашку чая или кофе. При свете Макс разглядел столик, ведерко с парафином, собравшихся. Когда было темно, казалось, что в комнате полно народу, но сейчас он насчитал только восемь человек: пять женщин и троих мужчин. Значит, тут еще были духи, мертвые? Когда Макс шел сюда, он был уверен: все, что ему сегодня покажут, это фокусы, чушь собачья. Но теперь все сомнения исчезли. Он стал свидетелем настоящего чуда. Мертвые приходили к живым и говорили с ними. Он уже не сомневался, что действительно видел и слышал Артуро…
Макс отозвал Школьникова в сторону и протянул ему десять рублей. Тот, даже не взглянув на бумажку, сунул ее в карман. Макс еще хотел подойти к девушке, но она куда-то исчезла.
— Это ваша сестра? — спросил он Школьникова.
— Да, сестра.
— Можно с ней поговорить?
— Не сейчас, — тихо ответил Школьников. — Сеанс отнимает очень много сил. Она еле жива.
Гости начали расходиться. Уходили, как из синагоги, не прощаясь, но было видно: что-то их объединяет. Так в Рашкове портные покидали вечером Йом Кипура[66] свою молельню, прочитав «Кол нидрей»[67]. Вдруг Макс заметил, что в комнате остались только они со Школьниковым. Школьников стоял возле занавешенного окна, низенький, щуплый, в длинных, темных одеждах, из-под густых бровей пристально глядя на Макса черными глазами колдуна. Максу стало не по себе. Он вспомнил, что сейчас придется спускаться по крутой, неосвещенной лестнице. Целых три этажа…
— Это был мой сын?
Школьников кивнул.
— Артуро не знал польского. Только испанский.
— Они говорят на языке медиума. Используют его тело как инструмент…
— Мне это поможет?
— Да, но не сразу…
— Когда можно прийти снова?
— В понедельник. Или нет, во вторник.
— Как мне выбраться отсюда? — спросил Макс.
— Пойдемте, я вас провожу.
— Все-таки я хотел бы поговорить с вашей сестрой. Хоть пару слов.
— Не сегодня.
Школьников провел его по длинному коридору и потом стоял в дверях, пока Макс медленно, осторожно, как человек, впервые вставший после долгой болезни, за время которой разучился ходить, спускался по лестнице. Колени дрожали, ступеньки казались слишком высокими. Он держался за перила, как старик. Еле выбрался на улицу. Легкий ветерок охладил лицо. Безлюдная, ночная Длугая исчезала в темноте. Трамваи здесь не ходили, дрожек не видать. Он зашагал по пустому тротуару. Макс был потрясен, изменился, словно долго пролежал в больнице или даже не один год отсидел в тюрьме. В этот вечер все стало другим, незнакомым: небо, дома, мостовая, водосточные канавы. Макс не понимал, где он и что тут делает. Остановился, вспомнил: он в Варшаве, живет в гостинице «Бристоль». Он ухлестывает за Циреле, дочерью святого человека, и Райзл Затычкой, любовницей Шмиля Сметаны… Так, хорошо. Ну, и как добраться до гостиницы? Наконец-то появился прохожий, Макс спросил дорогу, и тот объяснил, как пройти. Макс двинулся по Медовой, пересек Козью и оказался на Краковском Предместье. Днем на Медовой шум и толчея, лоточницы хватают покупателей за рукав, но сейчас она тянулась вдаль, полутемная и совершенно пустая. Еще там, где встречаются Козья и улица Подвале, запахло опасностью, которая часто подстерегает ночного прохожего в старом городе. «Как бы меня тут не прирезали!» — насторожился Макс. Редкие газовые фонари едва светили, из старинных домов выползали неясные, приглушенные звуки. С Вислы тянуло сыростью. Макс снова остановился. С чего вдруг Артуро, похороненный в Буэнос-Айресе, оказался в варшавской квартире? Как он нашел дорогу? Когда выучил польский? Обман, мошенничество…
