Макс замолчал. Раввин поднял голову, посмотрел на него необыкновенно яркими, голубыми глазами. Бледные щеки раввина порозовели, и он стал еще больше похож на Циреле. Несколько раз кивнул, покачивая огненно-рыжими пейсами.
— Где вы собираетесь жить? За границей?
— Ребе! Я буду жить там, где вы хотите. Ваше слово для меня все равно что закон Торы. Варшава — прекрасный город. Когда мы с Циреле поженимся, надо будет туда съездить, как говорится, кое-какие делишки уладить. На пару месяцев, ну, может, на полгода, не больше. Зачем же деньги выкидывать? Дома надо продать или сдать, с участками то же самое. Превращу всю недвижимость в наличные, и вернемся. Ребе, не только Циреле, но и вы ни в чем не будете знать нужды. Вашей супруге не придется больше расписки писать. У вас всего будет вдосталь, сможете Тору учить без забот, без хлопот. Если вру, чтоб мне не дожить…
— Тише, тише! — перебил раввин. — Не надо клясться! Не то что ложной, даже правдивой клятвой нельзя. Сказано: когда Всевышний изрек «Лой сисо»[48], весь мир затрепетал…
— Ребе, я же только хочу, чтобы вы знали: я вам тут не сказки рассказываю. Все продумано, все будет как в аптеке. Да, я человек простой, но вижу, что хорошо, что плохо. Любой деревенский мужик рогожу от шелка отличит…
— Понятно, понятно, — задумчиво сказал раввин. — Такие вопросы на ходу не решают. Надо с домашними обсудить. И у самой девушки положено спросить, как написано: «Никро ланааро венишало эс-пийо»[49]. Это значит: «Позовем девушку и спросим, хочет ли она…»
— Само собой, ребе, как же иначе? Если у нее ко мне душа не лежит, никто ее силком под свадебный балдахин не потащит. Пусть ребе поговорит и с супругой, и с Циреле. Знаю, я недостоин такого бриллианта, но она будет со мной жить как графиня. Да и вы ни о чем не пожалеете. Мои деньги — ваши деньги. Сынишкам вашим кафтанчики купим. Да все купим, что надо. Крохмальная — не лучшая улица в Варшаве, публика здесь не та. Переедем куда-нибудь, где воздух почище, где деревья растут и поменьше всякого хамья и попрошаек. Вы и там раввином будете, если захотите, а дом у вас будет — полная чаша. Я как невежда говорю, но от чистого сердца, поверьте. — Макс сам удивлялся своим словам.
Он всегда умел убедить кого угодно и сейчас даже не знал, то ли он лжет, то ли говорит искренне.
Раввин приподнял ермолку, обмахнулся ею.
— А здесь вы можете вести свои дела?
— Да где угодно могу! И потом, я столько накопил, что на сто лет хватит. Можно положить деньги в банк и жить на проценты, у нас в Рашкове это называли «стричь купоны». На недвижимость везде спрос, в любой стране. Мы бы целый этаж сняли, две квартиры, и жили бы дверь в дверь. Да, ребе, хочу вам сказать, что меня все-таки не под забором нашли. Мой отец, извозчик, был кошерный еврей. Когда в Рашков приезжал Трискер ребе
