— А что с вашей женой?
— Вслед за сыном отправилась, — неожиданно для себя сказал Макс и сам удивился.
— Боже упаси! Заболела?
— Покончила с собой. Отравилась.
Женщина всплеснула руками, наклонила голову, будто захотела плюнуть на пол, но сдержалась.
— Не дай бог несчастье такое. Она, наверно, с горя умом повредилась… Да простит ее Всевышний!..
— Был дом, была семья, и вдруг ничего не осталось. Как говорится, ни кола ни двора.
Стало тихо. Только слышно было, как фитиль тянет керосин из лампы.
— Чем вы занимаетесь?
— Недвижимостью. Дома, участки.
— Что ж, все предопределено свыше. Просто так ничего не бывает! — строго сказала женщина то ли себе, то ли гостю и о чем-то задумалась.
Вдруг Максу пришло в голову, что на ней, наверно, тот самый парик, о котором был разговор в ресторане, — не из волос, а из шелковых нитей. Хотел об этом спросить, но сообразил, что это будет не к месту. Он сам не понимал, зачем только что выдумал такую чудовищную ложь.
Циреле искоса посмотрела на Макса внимательным, любопытным, изучающим взглядом.
— Значит, вы отправились в путешествие, чтобы избавиться от депрессии?
Макс никогда не слышал в разговоре этого газетного слова. Чужое, непривычное, оно будто царапнуло ему сердце. Эта девушка, дочка раввина, одним словом выразила все, что с ним происходит. По спине пробежал холодок.
— Да, верно…
5
— Что вы пишете, ребецн[16]? — спросил Макс.
— Расписки.
— Что за расписки? Для синагоги?
— Муж не входит в раввинат, не получает платы от гмины[17]. Ему улица раз в неделю платит. Собирают деньги. Сборщик ходит по домам и каждому расписку дает.
— И святой человек на это живет?
— Еще свадьбы, разводы. Бывает, на суд приходят.
Макс Барабандер задумался.
— Святой человек должен иметь постоянный доход, чтобы изучать Тору и не беспокоиться о деньгах.
Циреле усмехнулась:
— Много чего должно быть. — Ее глаза сверкнули. — У нас на улице носильщики есть, такие тяжести на спине таскают, что непонятно, как не падают. В основном старики уже. Недавно видела, один из них целый шкаф нес. Это чудо, что он под ним не упал. А где они живут? В подвалах, где такая сырость, что того и гляди чахотку подхватишь. Ходят оборванные, грязные. Недавно один помер, так пришлось на саван собирать…
— Циреле, не приплетай носильщиков, когда речь идет о твоем отце, — перебила ребецн. — Конечно, жаль этих несчастных евреев, но одно к другому не имеет отношения.
— Имеет, мама. В справедливом мире никто не будет страдать в нищете, а в несправедливом страдают все, кроме нескольких кровопийц и дармоедов.
