Как-то раз ночью беда стряслась: гроза была. Много бед бурундукам она понаделала: на того дерево свалила, того громом убила, того водой залила…
Зашел утром к Бурундею брат его.
— Пойдем-ка, — говорит, — поможем там одному. Над его норой сосну с корнем вырвало, нору землей засыпало. Новую рыть надо, а сам он ногу сломал.
— Некогда мне, — ответил Бурундей.
— Не зимовать же ему под открытым небом…
— У меня вон у самого весь вход размыло, — отвечает Бурундей.
— Сообща и тебе поправим. А ему в первую очередь надо.
— Надейся на вас, пожалуй…
— А если б тебе так?
— Без вас бы обошелся, — пробурчал Бурундей.
— А то не столько работы сделаете, сколько порастащите… Знаю я вас…
— И как не стыдно тебе о товарищах так думать? — возмутился брат.
Но Бурундей и слушать его не стал. Залез в нору и дверь закрыл.
В другой раз собрались на полянке в солнечный день бурундуки, прыгают, играют — посмотреть любо-дорого. Вышел и Бурундей. Встал в сторонке, хмурится, пасмурным сентябрем на всех поглядывает:
— Добегаетесь, голубчики, допрыгаетесь. Голодный год придет — животы подведет…
Засмеялись в ответ бурундуки:
— На наш век всего хватит!
— Солнце только при жизни светит! Радуйся, пока радуется!
— У него, ребята, за чужой щекой зуб болит!
Подошел тогда к Бурундею брат его:
— Плохо живешь, брат, с зажимкой. От других за тебя стыдно.
— Помалкивал бы уж, — зло проворчал Бурундей. — Кто-кто, а ты-то должен понимать: чем больше соберешь, тем дольше проживешь. Так-то.
— Э, брат, лишнее-то как есть погниет. А запасец, в меру у нас у каждого имеется. Не все же время работать, надо и порезвиться. А ты бы так, брат, бросил бы всех чуждаться, стал бы жить для других, глядишь и другие бы жили для тебя.
— Сегодня гуляем, завтра гуляем, а черный день?
— Эхе-хе, — вздохнул брат, — и в кого ты в роду скупой такой?
— Скупо — неглупо: сытно и любо, — обрезал Бурундей.
Но вот постигло бурундуков горе. Два лета подряд недород на орехи был. А на третье и урожай был хорош, ветки от орехов до земли гнулись, но зима легла ранняя да жестокая, намела сугробы высокие, а следом гололедица ударила. Вот и пришлось худо бурундукам. Да не одним бурундукам, а и мышкам сереньким, и птичкам-кедровикам, и белкам-скакуньям, и сойкам-крикуньям, — всем, кто зиму осенними запасами живет. А долго ли проживешь, когда с осени запасти не успели? Покуда могли, — делились, а тут время пришло и делиться нечем стало — хоть криком кричи…
Долго крепилась серая Мышка: и голодно — невмоготу, и на поклон к скупому Бурундею идти не хочется.
