— Это Шартр, — воскликнула она в восхищении. — Собор в Шартре!
— Гм-м…
Тори тянул ее вниз на травяной пол.
Круглое северное окно становилось все больше и больше, пока не заполнило домик, и тогда начало медленно поворачиваться над землей. На нем были ангелы и голубки, короли и пророки, и вокруг центральной розетки сияли золотые лилии. Впечатляющее и непостижимое, пронизанное сумрачным светом, оно наплывом перешло в стрельчатое окно Святой Анны.
Так одно за другим, по очереди, прошли перед ними все сто семьдесят шесть окон Шартрского собора, сначала неспешно и торжественно, потом все быстрее. Голограмма панорамировала северный трансепт, потом хоры, апсиду и затем верхнюю галерею. После этого камера быстро выхватила страдающего Христа и помещенных в темные углубления западной розетки зверей Апокалипсиса. Их окружали орудия страстей Господних.
Элин раскрыла рот от восторга.
Камера скользила по нефу вниз, показывая окно за окном, один витраж был ярче и величественней другого, потом она задержалась на вандомском приделе и двинулась дальше. Пока наконец не дошла до старейшего окна большого витража Богоматери, ослепляющего буйным, первозданным великолепием. По плющу пробежал ветерок, два листка упали сквозь голограмму на Элин и Тори и слетели на землю.
Богородица еще миг стояла перед глазами и потом исчезла, свет погас, краски пропали, их смыл бесшумно хлынувший дождь.
Элин зарылась в траву, опустошенная и ленивая, ей не хотелось двигаться. Лежащий рядом Тори, посмеиваясь, шаловливо щекотал ей ребра.
— Ты любишь меня? А? Скажи, что ты меня любишь.
— Перестань!
Элин схватила его за руки и укусила куда-то в бок, не укусила — просто слегка ущипнула зубами, чтобы пригрозить, а не сделать больно. Язык коснулся его левого соска.
— Эй, послушай, я легла с тобой через полчаса после того, как мы познакомились. Чего ты еще хочешь?
— Чего я хочу? — Он высвободил руки, повернулся и навис над Элин, прижав ее кисти к траве у нее над головой. — Я хочу, чтобы ты знала, — он вдруг заговорил совершенно серьезно, немигающие глаза ярко блестели, — что я люблю тебя. Люблю без всяких «но», без всяких оговорок. Люблю тебя так, что даже не выразить словами.
— Тори, — сказала Элин. — Для таких чувств требуется время.
Ветер утих. Ни одна травинка не шевелилась.
— Нет, не требуется. — Элин стало неловко смотреть ему в глаза, но она не решалась отвернуться. — Я это чувствую. Я это знаю. Я люблю каждую твою черточку, каждое движение, каждый кусочек твоего тела. Я люблю тебя наперекор времени, назло всем преградам, вопреки возможному. Нам суждено любить друг друга, это уготовано судьбой, и ничто-ничто не может нас разлучить.
