— Да! кто!?
— Один сумасшедший. Какое легкомыслие. Дубовая листва гуще лежит на тропинках. Я всегда отмечаю это, гуляя здесь. При воспоминаниях неизбежны самоповторы, все, кто жил в одно со мною время: Гарик, Азизян, Сермяга видели, помнят одни и те же вещи. Но каждый видел их со своей точки зрения. И если найти своеобразный ключ к этому кукольному механизму, можно его оживить, и любоваться им до бесконечности, то есть, пока не надоест. Вы знаете, если перейдем через мост и одолеем лабиринт между гаражей, мы попадем на студенческий пляж. Не знаю, почему его так назвали…
Там произошла первая встреча Сермяги с Жорой из Облздравотдела. Днем. Третий был Женя Неровный. «Кривой» — звали его более блатные. Арлазоровского типа переросток загадочного возраста, мальчик испорченный, превратившийся в назойливого дядю сразу, экстерном. Назвать его подростком не было никакой возможности.
…Так как? Давайте сходим, посмотрим, что там творится теперь, аквапарк ли полное безлюдье, место, в котором жить нельзя. Что вы там засмотрелись? А! Я тоже вчера отметил, коряга — в точности обгорелый труп, даже пальцы скрючены.
Они пошли к насыпи вдоль залива с тротуаром, ведущим к мосту, через выгоревшую танцплощадку. Одно время внутри ее устраивали собачьи бои. Всюду чернели лысые скаты, с их помощью очерчивали бойцовский ринг. Недавно к ним добавились фрагменты уничтоженных тополей. Игорь пихнул ногой одну покрышку, из нее выплеснулась вода. Люба дернулась в сторону, неприязненно, как показалось ему.
Гарику знаком этот мышонок табака. Он говорил: Ты бы мне все равно не поверил — таких ловили на отравленный хлебный мякиш в районе мусорника (здесь постепенно начинает играть Duran Duran), закачивали через жопку велосипедным насосом воздух. Речь естественно идет о рядовых, беспаспортных крысах. Этих никто не ловил, этих никто не травил, этим никто не препятствовал. Получай паспорта, меняй паспорта, бегай, мотай на ус, куда еще можно дриснуть. Если сидеть на крыльце, пить водку и подстреливать в пах и зад молодежь ее возраста, «креатив», и видеть их агонию — это бабье лето, все вокруг будет вспыхивать колдовскими красками. Солнечно, не жарко, а вокруг, регулируя скорость, шагают люди семидесятых годов. Бабье лето. На остановках шуршат плащи и кленовая листва под ногами. Нужно было только замариновать младенцев в утробах, чтобы те там так всю жизнь и плавали. Песня «Письмо матери» звучит для наших гостей первый и последний раз: Мой сын прописан в животе…
