Тетка дриснула. Сначала в Будапешт, затем в Лондон. Свинье досталась кооперативная квартира в третьем Шевченковском микрорайоне. Первое, что он сделал — выбросил на свалку хорошую газовую плиту и установил микроволновую печь. Свинья ненавидел газ.
Первая попытка проникнуть в Англию закончилась для Свиньи не так, как он ожидал. Все как будто бы шло по плану. Вони Пал хорохорился, не скрывал своей радости, ибо наличие лондонской тети делало его не таким как все. В давно объявленный им день Свинья исчез. Видели, что он сел в машину и покатил в аэропорт.
Приблизительно через неделю в баре «Сосновый воздух», сквозь гул сушилки для рук Осовцову почудился голос Свиньи, он убрал руки из-под сурдины, и устройство смолкло. Ему не пригрезилось — где-то рядом с уборной разговаривал Свинья. Осовцова поразила отчаянная и в то же время брезгливая интонация Свиньи, он жаловался томно, с нечеловеческой тоской — это была речь проклятого существа. Зачем вы меня не убили?
Жуликовато покинув туалет, Осовцов метнулся в зал, и быстро накапал Севастьянову, что Свинья здесь! Краем глаза он успел заметить бок в черной куртке на меху в первых числах мая. Приятели принялись, потирая руки, ждать появления вонючего туриста. Им было ясно — здесь что-то не так.
Наконец появился Свинья. Подбородок и щеки его обросли желтоватым пухом, в темных очках он походил на слепого. Разило от него на много шагов. Еврейка с умными глазами, крутившая в баре музыку, демонстративно зажала нос, который Осовцову нравилось целовать, поздравляя девушку с разными праздниками. Она словно позировала для плаката «Израиль без этих». По виду Свиньи можно было решить, что все дни и ночи он валялся не раздеваясь, нюхал свою вонь, изнуряя себя догадками — почему, почему с ним такое происходит? Мысль о том, что здесь замешано колдовство, магический саботаж, его пока не посещала. Осовцов подмигнул девушке в наушниках: Можете поздравить. Сегодня, оказывается, праздник.
Свинья все видел, пускай не все и по-своему, но все-таки понимал, но не мог не афишировать свою скорбь, свое несчастье. Этого требовал свиной мазохизм. Жажда самоистязания понуждала его глазеть сквозь темные линзы на свиные головы со штампом между глаз, на свиные ножки, чтобы потом эти кощунственные образы отпечатывались в мозгу, стояли перед глазами, мучили его часами, сутками! Свиной фатализм делал из Вони Пала трагикомическую фигуру. При упоминании фильма «О, счастливчик!» он вздрагивал, потому что не мог забыть проклятый киносеанс, когда в похотливой светотени кинозала на мгновение весь экран заполнила человеческая голова, пришитая к свиной туше.
