Он совсем забыл про Азизяна, а тот — в пирожке с клювом-козырьком, с портфелем, в перчатках на войлоке уже пересекал улицу Парасюка, бросая насмешливые взгляды на окно, где был виден кусок стены с плакатом сытого, и на вид почти здорового Элвиса Пресли.
Парасюк слышал звонок в дверь, и прислушивался к голосу Галича… Получил персональную пенсию… «По, — подумал он, — Гробница Лигейи, сейчас она войдет». Содержимое аквариума с дохлыми рыбками потекло горлом Парасюка, отрепетированным жестом он снова оттянул ворот свитера и пустил блевотину под свитер. Азизян гремел каблуками, вынимая ноги из сапог. Сердце Парасюка не стучало, тикало, второй харч он метнул в складку между подлокотником и сиденьем тридцатирублевого кресла… Когда-то семиклассником, глядя на пустое кресло он фантазировал о загорелой, еще не раскабаневшей худой еврейке, с зефирками миниатюрных сисяр, в белом парике, раскинувшей поверх полированных планочек ноги в платформах… Э… Б-бэ… Шаги Азизяна оборвались у порога. Сейчас он толкнет рукавом дверь. Сермяга потянулся за сигаретой. Распахнулась дверь, и Азизян с портфелем и в пирожке шагнул в комнату: «Здоровэньки булы!»
«Ой ты море, море, море, море черное», — повысил голос Галич и пошел тренди брендями, но его пьяный бартонище заглушил хохот Азизяна, словно посреди шторма, над темными волнами появилась вдруг пружинистая, увенчанная маленькой хищной головкой, шея подводного чудовища.
«Чистая» — написал на коробке осторожный Сермяга. И там действительно, в начале пленки шел большой пустой кусок.
13.11.2000
С наступлением сумерек меня тянет на улицу. Это стремление подступает не извне в виде, скажем, постороннего голоса, повелевающего «иди», или каких-нибудь острых воспоминаний о забытой на месте преступления вещи, способной изобличить во мне убийцу или насильника. Нет, желание выйти из дома созрело и живет во мне, это мое желание, поэтому я его не боюсь, не стесняюсь, как никогда в жизни не тяготился ничем из того, что успел совершить по собственной воле. Мне очень хочется посмотреть деревья до прихода темноты. Пока не стемнело, только и всего.
Дьявол подарил человеку в день рождения разум. А бог приделал половые органы. Мы не в Москве, и мне не хочется без надобности здесь материться.
Я многого к счастью не делал, многим к счастью пренебрегал. За многими не подглядывал, ко многому не прикасался. Кое-кому отказывал. Мы не обязаны доставлять удовольствие в коробке от пиццы. Курьеров и без нас хватает. Пускай звонят в другую дверь.
