— Ведь мы в те времена общались каждый день? — спрашиваю.
Навоз не глядит на меня.
— Не знаю. Они показали мне дыру в окне, — отвечает он отрывисто и хмуро. Так в его среде принято отвечать посетителям, назойливо пробующим заказать запрещенную песню.
— Но с какой стати я должен был стрелять в окно КГБ, и почему меня за это не арестовали?
— Не знаю, отец. Но спрашивали о тебе конкретно. Видно было, что тобой интересуются.
Навоз проводил меня до самого подъезда и только там вручил мне тетрадь своих воспоминаний. Удивительно дело, болезнь меня не отпустила, но я совсем перестал о ней думать.
День прошел. Мне поставили пломбу. Я увидел, во что превратился Стоунз. Навоз доверил мне рукопись и дал понять, что все эти годы ему было известно про мою стрельбу по окнам КГБ…
Если мне говорят, что «Ферросплав» сильная команда, я не спорю, если спрашивают, как мне такая-то группа, я большим пальцем показываю — «Во!» Зачем обижать болельщиков? Зачем подкрадываться и куковать в ухо юноше перед банкоматом? Делаешь загранпаспорт? Делаю загранпаспорт. Они показали мне дырку в окне.
Хорошо писать рассказы, короткие и потешные, как мой друг Стоунз. Убрали одну букву, чтобы осталось Питер Лорр — и рассказ готов. Короткий, как Питер Лорре, без буквы «е». Но, по-моему, рано ставить точку — у Исуса до хуя редкого метала. Так в конце кассеты после новой шумной записи возле самого ракорда, случается, уцелеет отрывок блатняка под гитару и кольнет тоскливо и гневно, как прощальный взгляд Стоунза из-под стекла троллейбуса.
У меня такое ощущение, что проповедников-евангелистов постепенно вытесняют тантрические ебни. Подозреваю, кое-кто из тех, кого я знаю — полустарухи, ходившие десять лет назад в кроссовках и гольфах с напуском и вязаной полоской на лбу, когда говорят «йога», имеют в виду ритуальные ебни в помещении. Отравленная, разграбленная Украина почему-то подвержена нашествиям разного рода сектантов. Даже в Москве я успел заметить — в самых похабных радикальных кружках преобладают выходцы отсюда.
Многие коллеги Навоза по музыке ищут спасения от цыганской ширки в проповедях евангелистов. Поэтому фраза «у Исуса много редкого метала» могла бы украсить цветную афишу любого пастора, как почти все, сказанное Азизяном. Но лучше об этом не говорить.
* * *
Повстречал Навоза через год, вместе садимся в троллейбус. Подходит кондуктор. Я беру билет. А Навоз: «Удостоверение». Даже не предъявил, но я догадался, наконец, в чем дело. Благодаря добытой с помощью Стоунза книжечке, Навоз теперь числится инвалидом. Что же, все правильно, передние лапы пролезли — пролезай и задними.
