Жванева! Сколько лет прошло, когда-то и Аксенова с Гладилиным называли Вася, Толя. С уважением. Откроешь книгу — все герои как новые. Зато читателей пора на тряпки. Износильсь. Нужен новый подход к привычным произведениям. Как отношения с женщиной, которую не хочешь терять, спасает бережный цинизм.
Тут показывали прения главаря украинских нацистов и просто русского патриота из партии «Бряг». Патриот нервничал, а нацист держался солидно. Фарфоровое личико, ухоженные усы. Под столом наличник с фонариком. Русские остались недовольны своим человеком. А почему, спрашивается, нацист чувствовал себя уверенно, да потому что перенес по педерастической линии такие вещи, от которых его оппонент в кокошнике может лишь мечтать «смутно увлеченный». Правда, я не видел этого лично. Га́га, по-моему, тебя уже тошнит. Понимаю. До свидания. И с днем рождения, мой Диморфный Га́га, то есть могущий существовать в двух (плат)формах.27.IV.
Твой друг Гарольд Осиповский».
* * *
В порту работал подъемный кран, грабастая магнитным крюком металлолом с берега, он перебрасывал его в баржу. Грохот железа мешался с лаем подзаборных уродцев в частном секторе. Гарик будет говорить: «Рыжая скотина вьет гнездо». Слова, не произнесенные вслух показались Игорю горьки, он не стесняясь девушки, прицелился и сплюнул между шпал. От плевка по воде пошли круги. Потом, перегнулся через перила (Люба уперлась в них лбом) и пустил вниз камень. В месте падения вода возмутилась. Под мостом было неглубоко. Игорь представил, что бросает туда жалкий ридикюльчик пигмея, или еще злее — вытряхивает вниз его содержимое. Гарик говорил, что лазил руками в дамскую сумочку всего один раз в жизни. Гарик это, Гарик то! Не он ли говорит, не менять убеждения так негигиенично, как не менять носки. Бог ты мой, какая назидательность!.. А следом за сумочкой и ее саму в шушуне из крашеной крольчатины плохой выделки. Обрубок в мехах…
Наверняка есть больные, пишущие с телевизора оперы. Но лучше не давать им забредать. Никто их не сдерживает, вот они и колобродят. Потому что нет выделенного гетто. Таким местом мог бы стать Киев. Там у всех поврежден маточкин родничок. Свердловск, Харьков и Ленинград. Там самовыражаются мечтатели. Оттуда звонят родителям, чьи десны исколоты приазовскими бычками 70‑х годов. Таких до хуя…
Люба наблюдала за ним, откинув голову, словно ей было слышно, о чем он думал, сдвинув брови. Последние слова «таких до хуя» он вымолвил театральным шепотом, даже пар изо рта пошел. И она осторожно спросила:
