И Роланд бросил последний взгляд на уезжавших дикарей, и его сердце защемило от боли: ему показалось, что между ними сидела на лошади Эдит, поддерживаемая великаном-индейцем, и вскоре исчезла за деревьями.
Больший отряд индейцев стоял еще на гребне холма и отвечал на прощальные крики Пианкишава, который потом повернул на запад и, таща за собой пленника, исчез в чаще леса.
Боли, которые причинял несчастному Роланду крепко затянутый ремень, сделались так сильны, что он несколько раз терял сознание. Это немало замедляло путешествие индейцев; наконец, они освободили его от уз. Сострадание или, вернее, опасение потерять пленника побудило их проявить некоторое участие к нему. Они вымыли распухшие суставы его руки свежей водой из ручья, на берегу которого отдыхали короткое время, перевязали ему раны, приложили к ним какой-то травы и для подкрепления предложили ему маленький деревянный кубок виски. Но Роланд отказался от этого подкрепления, что Пианкишав воспринял с нескрываемым удовольствием и сам опорожнил кубок, предназначенный для пленного.
— Хорошо! — закричал он. — Очень хорошо! Пианкишав друг белых. Белые хороший напиток делают!
После этого отношения индейцев к нему стали более сносными и, хотя старый Пианкишав вскоре и накинул пленнику веревку на шею, чтобы он не мог убежать, они, однако, дружественно что-то говорили Роланду, который не понимал ни слова, так как не был знаком с языком. Сам Пианкишав, казалось, находился в самом веселом настроении. Он ударил своего пленного по плечу, объяснил ему на ломаном английском языке как мог, что он поведет его в главный лагерь своего племени, чтобы усыновить его, и давал ему еще другие уверения в своей внезапно возникшей дружбе. Но эта последняя пропадала, как только он отпивал вновь и вновь из бочонка: то становился он до крайности ласков, то вдруг это настроение переходило у него в ярость, и он грозил несколько раз прикончить своего пленника на месте. Только присутствие молодых воинов спасало Роланда от внезапной смерти. Оба воина укоряли своего спутника в его поведении и говорили ему, что его склонность к пьянству вовсе не соответствует достоинству воина и предводителя. Но он все пил и пил, и по мере того как уменьшались порывы его ярости, увеличивалась болтливость, и он принимался рассказывать на английском языке о несчастьях, которые ему пришлось потерпеть во время своей долгой жизни. Свои жалобы он изливал и Роланду, который таким образом узнал причину его ярости: Пианкишав потерял своего сына в сражении с белыми.
