Жизнь после утраты: Как справиться с горем и обрести надежду | страница 54



По мере лучшего понимания суицида как явления негативизм и социальные стигмы вокруг него исчезнут. Уже сейчас те, кто оплакивает покончивших с собой близких, могут найти поддержку. Опустошение, которое приносит утрата подобного рода, возможно, ни с чем не сравнится, но в переживании такой потери есть и уникальный потенциал для роста.

Смысл утраты

Почему? Такой вопрос возникает в глубине души, но многие медработники считают, что горюющим не стоит им задаваться. «Не спрашивайте почему, попытка найти ответ только сведет вас с ума. Это пустая трата времени. Вы никогда его не найдете», — настаивают они [29]. Мы с этим не согласны. Многим из тех, кто потерял близких, помогает попытка отыскать ответ на этот вопрос, а если им это удается, они чувствуют облегчение.

«Почему, Господи?» — рассказ Дайан

Хотя отец оставался в сознании и был в здравом уме, его подсоединили к системам жизнеобеспечения, и говорить он не мог. Он провел на больничной койке в Техасском медицинском центре четыре месяца, полностью зависимый от других. Я не видела в его страданиях никакого смысла. Мой папа был священником-баптистом, посвящал все силы тому, чтобы помогать людям, поэтому меня мучил вопрос: «Господи, почему ты допускаешь, чтобы такое случилось с преданным тебе человеком, человеком, который мог бы продолжать творить добро во имя твое? Почему ты позволил исполниться тому, чего он боялся больше всего, умереть той смертью, которой он так страшился? Почему?» Сколько я себя помню, папа неизменно повторял: «Я до самой смерти должен быть физически, умственно и финансово независимым». Ему было настолько неловко, когда другие что-то для него делали, что он даже Рождество не любил. Когда я спрашивала его: «Что бы ты хотел на Рождество, папа?» — он всегда гладил меня по голове и отвечал: «О, дорогая, просто купи себе красивое платье или что-то в этом роде. Это и будет подарок для меня». Папа краснел, когда мы все равно ему что-то дарили. Проще говоря, он был невротически независимым.

«Почему? Почему? Почему он умер именно так?» — рыдала я на многочисленных семинарах, которые посещала несколько лет после его смерти. И вдруг однажды утром я проснулась, ясно понимая ответ. Я помнила, как несчастен был отец, когда в больнице ему подавали еду, воду, лекарства и т. д. Напряжение отражалось у него на лице и было очевидно для всех: для медсестер, специалистов по ЛФК, соседей по палате, друзей и родственников. Однако в последние недели его жизни эта неловкость постепенно исчезла. Наконец, за день до смерти, он ждал тех, кто за ним ухаживал, и расслабился, когда они подошли. В конце концов папа научился принимать. Он победил свой самый сильный страх. Как большинство людей, потерявших близких, я нашла в этой мысли утешение и облегчение, отыскав свой ответ на вопрос «почему».