Прежде, чем кто-нибудь из парочки сумел что-то мне на это ответить, я скрестил руки на груди и продолжил тоном, не допускающим возражений:
— Знаете, кто ещё смешнее, чем просто инфантильные придурки? Инфантильные придурки, не понимающие, почему они смешны.
Да уж, это точно про них. В глазах у обоих читалось полнейшее непонимание. Что, непривычно? Судя по тому, как их приобняла наша принцесса, эти двое тоже дети больших шишек, а значит, выросли с мыслью, что им всё можно и они — центр мира.
— А знаешь, кто ещё смешнее? — Давид сделал быстрый шаг вперёд, хрустнув пальцами. — Идиот, который сначала борзеет, а потом извиняется, захлёбываясь кровавыми соплями.
Кажется, этот тип привык решать всё с позиции силы. Что ж… как будто я не знал, что этим всё и знакончится, и на второй же день в Империи я покалечу кого-то из местных самовлюблённых аристо.
И как будто мне не похер. Жаль только, Тина…
Тина. Если я использую навык при ней — даже на секунду — где гарантия, что она и вовсе не впадёт в кому или не потеряет сознание от болевого шока? Если даже сейчас ей настолько плохо.
— Боюсь, — я кивнул на дверь, — Нам придется выйти.
— А зачем выходить? — Лука тоже сделал шаг в мою сторону, с ухмылкой. — Мусор к мусору, дерьмо к дерьму. Валяйтесь тут напару…
— Без телефона неудобно будет.
Они непонимающе переглянулись и в этот момент я выхватил из руки качка телефон, на котором тот всё же успел включить запись. Спустя мгновение мобильник с грохотом влетел в не до конца закрытую дверь, распахнув её настежь.
Глаза Давида налились кровью; ещё секунда, и он бы в меня влетел. Однако… я указал ему взглядом в сторону двери.
Там стояла пара охранников, чудом увернувшихся от телефона.
— Господин Ротт, всё в порядке? — произнёс тип в сторогом костюме, похожий на тех, кто я видел у входа. — Вас… хотят видеть.
Ну, наконец-то.
— Эй, эй! — возмутился Давид, тыча в сторону охранника пальцем. — У него здесь вообще-то…
— Это личный приказ Герберта Шраута, — сухо, хотя и с лёгким испугом известил их охранник; было видно, что ему немного не по себе возражать парню, но он оставался твёрд. — Приношу свои извинения, молодой господин.
— Пусть идёт, — хмыкнул Лука, опуская руку на плечо другу. — М-мы его запомнили, ведь так? — парню было не по себе услышать имя Герберта Шраута.
Я снова прыснул. Ничего не могу с собой поделать — всё поведение этих двух австралопитеков вызывало во мне гомерический смех.
— Нет — я посмотрел в испуганные глаза Луки, а затем и качка, — Это я вас запомнил.
