Нелл покраснела еще сильнее.
— Почем я знаю! — буркнула она.
Мэй склонила голову набок, изучая ее.
— Ты могла быть Джеком, — принялась рассуждать она. — Вот только твоего брата назвали Джоном, значит, наверное, не могла быть. Пожалуй, подойдет короткое имя, уменьшительное от Эллен. Эли. Или Ленни. Или Лен. Или…
— Я не Лен! — запротестовала Нелл. И посмотрела на Мэй так, будто призрака увидела. — Да чем у тебя вообще голова забита?
— Только тобой, — честно ответила Мэй.
Протест Ивлин пришелся на понедельник, тринадцатое июля. Разумеется, ей следовало находиться в школе, но это было даже к лучшему: ее отсутствие не заметят, пока не станет слишком поздно. Гораздо сложнее было бы действовать, если бы акцию назначили на субботу.
Завтрак прошел в шумной и дружественной атмосфере. Кезия и Хетти беззлобно поцапались из-за ложки для джема и масленки. Жуя тост и размазывая джем по щекам, Хетти скороговоркой пересказывала сюжет книги «Сталки и компания» всем, кто уделял ей хоть толику внимания, то есть мисс Перринг, наполовину родителям и на четверть — Ивлин. Миссис Коллис пыталась завести разговор с мужем насчет чаепития у миссионеров, куда она вела младших дочерей в будущую субботу.
— Разумеется, совершенно не важно, если ты не придешь, Джон, но они всегда спрашивают о тебе, и миссис Фишер в особенности была бы так рада…
— Чай у них — просто блеск, папа, — вмешалась Кезия. — Миссис Робинсон приносит меренги, каких ты в жизни не пробовал, и…
— Папа! — перебила Хетти, забыв про «Сталки». — Папа, а как ты думаешь, кто больше — Голиаф или Полифем? Мисс Перринг говорит, что Голиаф, но я не понимаю, как такое может быть. Голиаф ведь человек, правда? А Полифем — циклоп, ну и вот…
Уже сегодня вечером, думала Ивлин, от этого счастья не останется и следа. У нее возникло смутное ощущение, что следовало бы как-нибудь предупредить близких, может, попрощаться или извиниться. Но она не сказала им ничего.
Мисс Перринг повела Хетти в ее начальную школу. Кезия и Ивлин направились ждать автобус у остановки на улице, ведущей к Хиту. Только дойдя до остановки, Ивлин взяла Кезию за руку и заговорила:
— Сегодня я иду не в школу, а к суфражисткам. — И это была правда — в общих чертах. — А тебе придется объяснить в школе, что в автобусе мне стало дурно и пришлось вернуться домой, или придумать еще что-нибудь. Это политический протест, — со значением продолжала она, видя, что Кезия колеблется. — Ужасно важный, и ты еще будешь за него благодарна, когда тебя эмансипируют. И вообще, я пойду туда независимо от того, согласишься ты или нет, так что можешь просто помочь и не тратить время на споры.
