Напротив них – исключительно мужская публика. За большим прямоугольным столом сидят трое ассистентов в темных сюртуках и галстуках, переговариваются вполголоса, не обращая внимания на растревоженных пациенток. Позади ассистентов стоят пятеро интернов в белых халатах – эти с похабными улыбочками без зазрения совести рассматривают девушек, скользя взглядами по груди, бедрам, губам, слегка подталкивают друг друга локтями, обмениваясь впечатлениями, шепчут на ухо скабрезности. Глядя на них, Эжени думает, что эти парни, должно быть, видели за свою жизнь слишком мало женщин, если уж им доставляет такое наслаждение таращиться на беззащитных умалишенных.
Она чувствует смертельную усталость – от того, что ее все время гоняют по коридорам из одного помещения в другое и говорят с ней приказным тоном; от того, что до сих пор неизвестно, где она будет спать этой ночью. Ей хочется выпить стакан чистой воды, вымыться, сменить платье. Нервы звенят от абсурдности и непреодолимости обстоятельств. Заметив, что ее исподтишка рассматривает один интерн, Эжени прожигает его таким яростным взглядом, что молодой человек фыркает в усы и толкает приятелей, указывая им на дикарку справа – «Видали, как зыркнула?!» Она бы вцепилась ему в глотку, если бы в этот момент не распахнулись обе створки дверей. Все пациентки вздрогнули.
В смотровую входит врач – высокий, с короткими вьющимися волосами, напомаженными и уложенными на косой пробор. Набрякшие верхние веки и усы, которые слегка топорщатся над уголками губ, придают ему серьезный и озабоченный вид. Поприветствовав других докторов и интернов, он усаживается за стол. Женевьева кладет перед ним медицинские карты и отходит в сторонку.
Девушки начинают перешептываться.
– Это же не Шарко…
– Нет, Бабинский.
– А где Шарко?
– Если он не придет, я им не позволю к себе прикоснуться…
Бабинский, быстро просмотрев карты, передает их соседу справа, Жилю де ла Туретту, и поднимается со стула.
– Что ж, начнем. Люсетта Бадуэн, подойдите ближе.
Худенькая блондинка, совсем утонувшая в платье, которое ей слишком велико, робко подступает к столу. Неаккуратно заплетенные косы покачиваются вдоль спины. Она вскидывает тревожный взгляд на сидящих перед ней мужчин:
– Господа, простите… а месье Шарко сегодня не будет?
– Я его заменяю. Меня зовут Жозеф Бабинский.
– Тогда простите еще раз, но… я не хочу, чтобы ко мне прикасались.
– В таком случае я не смогу вас осмотреть.
– Я только месье Шарко разрешаю к себе прикасаться… Больше никому.
