Тереза умерла тихо, во сне. Утром женщины в дортуаре собрались вокруг ее уже остывшего тела. И Луиза вдруг поднялась с койки, подошла и принялась раздавать указания насчет похорон и последних почестей. Все с удивлением слушали и смотрели, как ходит и жестикулирует девушка, которая за два года ни разу не спустила ноги с койки, ни разу не заговорила, а теперь вдруг ожила, как по волшебству. На следующий день после смерти Терезы она взяла недовязанную шаль, спицы и начала с того места, на котором Вязунья оставила работу. И вот уже три года все выпрашивают шали у Луизы. Она вяжет и раздает готовые вещи с прилежностью человека, который серьезно относится к своему ремеслу. В ее лице не осталось ничего детского, а когда она сердится, в глазах появляется безжалостное выражение. Луизу уже не жалеют, как раньше, – ее боятся.
* * *
В стороне от других умалишенных Женевьева, сидя на своей койке, сочиняет письмо. Светлые вьющиеся волосы рассыпались по плечам, укрытым широкой голубой шалью, которую ей недавно связала Луиза, как раз к зиме. Женевьева склонилась над листом бумаги, не обращая внимания на любопытных пациенток – те вертятся вокруг, стараясь разобрать, что она пишет. Здесь уже привыкли видеть ее в простом домашнем платье, как у всех остальных обитательниц дортуара, а не в халате сестры-распорядительницы. Поначалу, в первые недели, тут смотрели только на нее, без устали провожали взглядами, словно не могли поверить в ее постоянное присутствие в новом качестве. Теперь Женевьева совсем другая женщина – суровость и собранность исчезли, будто она успокоилась и внутренне расслабилась. Став умалишенной среди себе подобных, она наконец-то кажется нормальной.
Сгорбившись над листком, Женевьева обмакивает перо в маленькую чернильницу, стоящую рядом на койке, и пишет:
Париж, 1 марта 1890 г.
Милая сестрица,
за окнами белым-бело, но мы даже не можем потрогать снег – до того холодно, что нас не выпускают на улицу. В дортуаре воздух тоже ледяной, так что можешь себе представить, как тут все ждут обеденного часа, когда подают горячий суп.
Ты мне приснилась нынче ночью. Я видела тебя как наяву: твою нежную кожу, рыжие локоны, бледные губки. Ты стояла прямо передо мной и смотрела в глаза молча, но я как будто слышала твой голос. Навещай меня почаще – я так рада встречам с тобой. И я точно знаю, что сегодня ночью ты действительно была рядом.
Несколько дней назад пришло очередное послание от Эжени. Она все еще пишет заметки для «Спиритического обозрения» и непременно прислала бы мне экземпляр журнала, но знает, что здесь его у меня отберут. Благодаря своему таланту она уже прославилась в узких кругах тех, кто интересуется этой темой в Париже. Эжени старается быть осторожной и окружать себя людьми, которые не примут ее за еретичку. Если бы они знали…
