— А ты ещё не понял? — искренне удивился я, — Придумаем какой-нибудь жидо-масонский заговор!
— Не… — тряхнул головой Бляшман, а потом ещё раз, — не… ладно, жид у нас есть! Но где ты масонов-то найдёшь?
— А мы тебе кто? — удивился я, — Российские газеты уже который год рассказывают о нашем с тобой жидо-масонском заговоре! И я решил-таки, что почему бы и не да?!
— Ой… — обречённым тоном сказал дядя Фима, переглядываясь с Мишей, — А был такой хороший мальчик! Шахматист!
[i] Паризии (лат. Parisii) — небольшое кельтское племя, с середины III века до н. э., жившее на реке Сене. Самым большим их поселением (оппидумом, городом-крепостью) была Лютеция (Париж).
[ii] Шоссе д, Антен — «молодой» квартал «старого» Парижа, и пожалуй, самый «золотой», если считать финансовый «вес» селящихся там банкиров, промышленников и торговцев. Ну и до кучи — наиболее успешных представителей творческой интеллигенции.
[iii]Парижская Академия Наук о метеоритах, 1772 г.
Лубе[i] стоял у большой карты Африки, зажав в руке давно погасшую трубку, и не сразу среагировал на вошедших.
— Господа! — живо повернулся президент, — Мы теряем Африку!
— Впрочем… — он прикусил трубку, тщетно пытаясь сделать затяжку, и уставился на неё с детскими недоумением, — обо всём по порядку.
— Месье Вальдек-Руссо[ii]… — вспомнив о приличиях, Лубе поздоровался наконец, сделав несколько шагов и переложив трубку в левую руку.
— Месье Комб[iii]…
— Генерал… — поприветствовал президент Вильбуа-Марейля, и сердце у того забилось пойманной птицей. Титул фехт-генерала, полученный в армии буров, во Франции признан не был, в виду возможных политических осложнений оставшись этакой экзотикой, годной разве что для визитных карточек. Но как известно, глава государства не ошибается…
— Месье Лепин… рассаживайтесь, господа. Месье Лепин, прошу вас, перескажите нам ваш разговор.
— А ведь это ультиматум, месье, — задумчиво сказал Вальдек-Руссо, выслушав префекта парижской полиции, — пусть не по форме, но по содержанию.
— Скорее нота[iv], — не согласился Комб, — но согласен, ситуация и впрямь серьёзная. Мы все виноваты, что проглядели её. Французская, да и европейская пресса в целом, так рьяно размахивала знаменем волонтёрства и помощи страдающим бурам, что мы и сами поверили в это. Не палка в колесо британской экспансии и страх перед нарастающей мощью, а некие возвышенные интересы, едва ли не из самых дрянных рыцарских романов.
— Вовсе отметать мотивы благородства не стоит, — возразил Вальдек-Руссо, — но отчасти вы правы. Действительно, мы стали жертвой собственной пропаганды, как ни прискорбно это признавать.
