Среди толпы герцог углядел людей небезызвестных, и решимость его укрепилась, ведь Его Подвигу не кануть втуне! Не замолчат!
«— Даже если я погибну, — думал Его Светлость, — то мой сын, мой милый мальчик, которого обманом оторвали от меня, заставили стыдиться… Он займёт место, принадлежащее ему по праву!»
«— А я… займу тогда место в небесном Храме, среди Братьев!»
Появление Крюгера Его Светлость едва не пропустил, излишне глубоко погрузившись в мысли. Президент ЮАС пришёл без подобающей ситуации свиты, имея всего одного сопровождающего, такого же мужиковатого и немолодого, да ещё и опирающегося на палку. Встав чуть поодаль от толпы, буры с непринуждённостью деревенщин принялись тыкать пальцами в скульптуру, обмениваясь смешками и тычками, как добрые приятели.
Оторвав от стены внезапно отяжелевшее тело и сглатывая сердце, чуть не выскочившее из горла, Бекингем сделал крохотный шаг… потом остановился и проверил, насколько легко выходит спрятанная в трости шпага. Обтекая людей и игнорируя вопросы, герцог подошёл на десяток шагов к Крюгеру.
— Умри, предатель! — воскликнул Его Светлость на английском, выхватывая шпагу и поднимая её к Небу, тем самым посвящая Богу. Выпад…
… но проклятый старик с лёгкостью молодого гимнаста уклонился от клинка, направленного в сердце.
— Не хотел умирать от честной стали?! — выкрикнул Бекингем, краем глаза замечая разбегающихся людей, — Умрёшь от свинца!
Бросив шпагу в предателя, Его Светлость выхватил револьвер и выстрелил в голову Крюгеру. Один раз, второй…
… люди продолжали разбегаться.
… третий, четвёртый…
Спутник президента ЮАС врезался в герцога Бекингема, и тотчас…
— … нитроглицерин, — заключил Лепин[i] уверенно, осмотрев место трагедии, — и снимите наконец мозги господина Крюгера с этой… скульптуры.
[i]Луи Жан-Батист Лепин (1846–1933) был адвокатом, политиком и изобретателем, был также префектом полиции в Парижской полицейской префектуре с 1893 по 1897 год и снова с 1899 по 1913 год.
— Мусор, мусор… — я небрежно просматривал письма, отбрасывая большую их часть в корзину для бумаг, и подумывая всё более о найме секретаря. Сама мысль об этом казалась странной, но ворох корреспонденции, получаемой едва ли не мешками, грозил отнять у меня даже не свободное время, которого по сути и нет, а сон.
Стоило только оказаться в Париже, да раз-другой попасть на страницы прессы, напомнив о себе Городу и Миру, и пожалуйста! Подобного эффекта я и добивался, поскольку известность, это в некотором роде гарантия эмансипации в глазах международного сообщества. Да и деятельность моя предусматривает некоторую медийность.
