— Чем хуже, тем лучше[ii]! — перебил меня брат, упав на стул, — Япона мать! Сроду представить не могу, што буду желать такого…
Кривенькая моя усмешка отзеркалилась на его лице.
— Политика, — глухо сказал Мишка, с силой растирая щёки руками.
— Но ведь так оно и выходит! — подвинув стул, сажусь рядом. — Смотри! Власти и без того давят и будут давить любые студенческие выступления, усматривая в них покушение на устои. Патриотизм и православие как духовные кандалы, ну и чугунное ядро Самодержавия до кучи.
— Угум, — отозвался брат мрачно, — и хоть как шевельнись против, так сразу — не патриот, не православный и вообще — не русский. Знаю… деды-прадеды на своей шкуре прочувствовали политику Романовскую! Подати двойные и… право слово, жидам легше жилося! Ну, не материально…
— Я понял.
— Угум. А теперь, значица, патриотизм хоть с православием вместе на хлеб намазывай, хоть с демократией впополам с атеизмом, и не в России. Эко… Да, этаким манером можно патриотов любых… хм, конфессий к нам переманить. Надавит власть, так хоть выбор у студенчества и интеллигенции будет — молчать в тряпочку, в Сибирь да в солдатчину за свои убеждения, или к нам, в африканские кантоны.
— Не чувствуя себя при всём том предателем, — уточнил я.
— Не последний аргумент, — кивнул Мишка, — Есть ещё што в эту кучу кинуть?
— Промышленников на себя перетягивать, — озвучиваю очевидное, — Да не усмехайся ты! Студенты тебе што, не козырь?
— Козырь, — признал брат, — Ладно, ты прав. Обдумаем потом эту мысль основательней, пока соображалка што-то буксует.
Мишка снова взялся за муштру с картами и схемами, пытаясь за самый короткий срок вложить в мою голову колоссальный объём информации. Укладывалось… ну, в общем нормально, но мозги мои, тренированные более чертежами и формулами, да языками, осваивали знания не без скрипа.
— Всё, перерыв! — перервал я его пару часов спустя, чувствуя свою голову гудящим барабаном, — И как ты это в голове уложить только можешь?!
— Кому што, — философски пожал плечами брат, — Попробуй Евангелие со святцами наизусть заучи, да родовичей всех запомни до седьмого колена. Кофе будешь?
— Давай!
Приоткрыв дверь, Мишка кликнул Жюля и попросил сделать кофе, а я не сразу и понял, што говорил он на русском!
— Он… — начал я растерянно.
— Русский.
— Погоди… Жюль?! Он же…
— Потомок дезертира, — кивнул брат, — в четырнадцатом году, после Заграничного похода русской армии их мно-ого осталось[iii].
— Вот это у нас резерв! — выдохнул я и поправился под полным скепсиса взглядом брата, — Потенциальный.
