Дитя Ноктурны | страница 26




Ролан сидел в первом ряду партера и плакал. Он тысячу раз видел все эти па и отлаженные движения, но сейчас все преобразилось. Энергия зала была невероятной: он ощущал волны восхищения и сострадания, которыми руководила его Наташа. Его Жизель. Она порхала по сцене, каждое движение было тягой к солнцу и радости; доверие и любовь, казалось, исходили от нее свечением, и в этом обожании купался ее партнер. Но вот Наташа пошатнулась: Жизели стало дурно, сердце не выносит радости и счастья, быстрого танца. Вот она успокаивает метнувшегося к ней влюбленного графа: все хорошо, я посижу, а ты иди, танцуй.

Сердце Ролана сжалось: вот-вот на сцену выйдет барон с дочерью — невестой графа. Прекрасной Жизели предстоит почувствовать всю боль предательства и разочароваться в жизни настолько, чтобы умереть. Последний вздох, последнее «люблю», замершее в прощальном движении девушки. И трагедия происходит. Занавес закрылся, и волна оваций подобно цунами хлынула на сцену. Почти весь зал встал. Его Наташе рукоплескали, вытирая слезы, хватаясь за сердце. Кричали браво, и хлопки сотен ладоней слились в единый рокот обожания. Она родилась, его звезда. Свершилось.

Он долго не мог встать. Казалось, силы покинули его. Было страшно даже представить, что сейчас творится в душе Наташи. Триумф, восторг, нервное напряжение… Закрыв рукой глаза, он сидел, слушая, как настраивают инструменты в оркестровой яме, как гудят взбудораженные зрители. Подпитка была такой сильной, что от нее кружилась голова, как от хмеля, поднесенного Вакхом.

Впервые за все время его существования слеза выкатилась из глаза и пробежала жгучей дорожкой по щеке. Это было невероятно. Она была невероятна. Как может человек быть так прекрасен в танце? Говорить, плакать и смеяться движениями? Он будто слышал слова любви и боли, которые она одним взмахом изящной ножки могла сказать всему залу.

Бог есть, если есть такая красота. И как хорошо, что он смог коснуться этого мотылька, не смяв ему крыльев, не уничтожив его красоту и легкость. Он — самое низкое, самое примитивное и самое пошлое из существ — принял участие в создании шедевра. Какое счастье выйти из темноты ночи, чтобы не только сохранить разожженный кем-то огонь, но и сделать его выше и ярче!


Давно Настя не получала такого удовольствия от балета. Точнее сказать, никогда. Никогда еще ей не приходилось видеть такую балерину, как Наташа: гибкую, легкую, пронзительную. От каждого ее движения и прыжка в восхищении замирало сердце. И по воцарившемуся в ложе молчанию, и по гулу зала она поняла, что ее спутники тоже переживают первый акт балета как нечто особенное.