От Гавайев до Трансвааля | страница 28



А весьма вероятная женитьба Эжена и Ольги Константиновны крайне обеспокоила Берлин и Лондон. Сразу же невест для принца империи нашли невероятное количество, лишь бы династический брак не укрепил союз России и Франции. Парижанин неровно дышал к великой княжне, то отмечали и «кумушки» и военная разведка. Однако Ольга в свои 18 лет не спешила становиться замужней дамой, мечтая путешествовать, со мной напрашивалась в кругосветку. Перед отъездом собрал всех пятерых деток, в этой реальности урождённых (в той трое, восемь в сумме) и как грозный родитель раздал указания. Ольга и Мария разревелись, вообразив, что отец прощается навсегда, более не вернётся в Петербург, сгинув где-нибудь в океане или в Северной Америке. Пришлось прикрикнуть, распределить обязанности между Александром и Николаем, а Володька и так меня сопровождает.

Разрешением дочерям выйти замуж за кого пожелают, решила воспользоваться Мария. У неё уже как второй год бурный роман (пока больше по переписке) с гвардии капитаном Алексеем Сумароковым, копии любовных посланий мне приносят, а привыкший к простейшим решениям Никита уже предлагал отчекрыжить башку гвардейцу, ибо великая княжна домогалась с тем близости, чтоб потом броситься папеньке в ноги, но Алексис героически устоял. Ещё бы — родня у парня многочисленная, страшно подумать, что будет с ними ежели государь осерчает за «порченную» дочку. Велел Сыромятову уняться, Сумарокова выпнул в Казань, уже в чине полковника командовать тамошней пехотной бригадой. Марии же порекомендовал, коль решила перебираться на берега Волги и учинить мезальянс, так сделать это, приличия ради, когда отец океан пересечёт, прибудет в Константинополь-Тихоокеанский, не раньше. А благословение — да пожалуйста!

Тут уж все пятеро киндеров прониклись, решили — прощается с ними папенька, не думает вернуться из Большого Путешествия. Взбодрил деток морской матерной терминологией и разогнал по комнатам, велев позвать генерала Легостаева…

Справедливости ради следует сказать — не только дети посчитали мой отъезд неким «уходом», оставлением России на сыновей, но и в народе пошли толки о решении царя-батюшки сдать державу цесаревичу, а самому сесть на царство в Америке. Офицерский же корпус был уверен в желании самодержца свершить что-то вроде «последнего похода Александра Македонского» и погибнуть со славой, по пути всех врагов сокрушив. Оттого так и рвались в бой моряки, за счастье почитающие заслонить обожаемого монарха от пули вражьей или от утопления в море-окияне…