– Но официанты меня ж отколотят!
– Не мои проблемы!
– Умоляю, – продолжал стенать коротышка, – нет – заклинаю вас, дайте, пожалуйста, еще раз в долг, я все обязательно верну, верну с процентами – не сомневайтесь!.. вот в залог могу оставить мамины… – он осекся и вытащил из кармана за узкий белый ремешок изящные дамские часики с циферблатом, украшенным стразами, и протянул их работнику, – фирменные часы, японские, совсем новые, возьмите, товарищ Янсонс…
Старик был непреклонен.
– Здесь тебе не ломбард и не касса взаимопомощи, а вполне пристойное место, – и окончательно разозлившись, проорал ему прямо в ухо, – проваливай, щенок, и без денег ко мне не заявляйся!
Коротышка, понуро опустив голову, удалился ни с чем, а хранитель времени моментально переключил внимание на нас.
– Чем могу служить? – с лакейскими нотками в голосе спросил он, одарив нас широкой улыбкой. Ничего не скажешь, первоклассный актер – ему бы на театральных подмостках служить, а не в туалете. Не было никаких сомнений, что товарищ Янсонс – теперь мы узнали его настоящее имя – признал нас, как старых клиентов и без всяких там квитанций, мы же с ним, теперешним, помнится, уже встречались. Когда?.. дайте вспомнить, э-э-э, последний раз – четырнадцатого августа, вот когда… Он выглядел бодро (не то что в первый вечер нашего знакомства), свежевыбритый, в белоснежной рубашке и ладно скроенном пиджачке, на лацкане которого, как я уже говорил, созвучно времени и происшедшим переменам красовался миниатюрный флажок свободолюбивой Латвии.
– К вашим услугам, молодые люди, – повторил он.
В ответ мы протянули ему свои квитанции.
Ознакомившись с указанной датой (Шульц успел намалевать ее на обеих бумажках), покивал в раздумьях головой, хмыкнул и молча указал рукой на открытую кабинку – вторую слева. Я уже прошмыгнул туда и вдруг слышу, как старик произнес:
– Постой, паря, не спеши, – это он Шульцу, само собой, сказал, а Шульц следом за мной плелся, – у тебя клапан на рюкзаке расстегнут… Да не снимай, я помогу, мало ли по дороге что-нибудь нужное обронишь.
Потом я услышал, как звучно щелкнула застежка на рюкзаке у Шульца, и вот он сам через секунду-другую стоял уже рядом со мной, чертыхаясь на чем свет стоит, потому что в кабинке вдвоем не развернуться.
Гулко хлопнула дверца. Следом клацнула задвижка. Потом застрекотал характерный звук двух расстегивающихся молний и… здесь, пожалуй, не удержусь от удовольствия описать пикантные подробности натуралистической сцены – две мощные струи желтоватого оттенка с шумом ударили о стенки унитаза, подняв фонтан брызг, потом ненадолго пересеклись и снова разойдясь в разные стороны стали живописно закручивать журчащие воронки на дне ватерклозета. Дальше, как водится, нажали рычажок на бачке… вернее, нажал Шульц, он же ведущим теперь был, а я так, для компании… И тут же – одновременно со смывом воды – мелко-мелко задрожали стены кабины, прямо на глазах изменилась конфигурация унитаза, современный бачок растаял, словно облачко пара, а на его месте вырос отросток трубы, который прямо на глазах стал расти в высоту, ну, точно волшебный бамбук из японской народной сказки, и очень скоро присобачился к громоздкому промывочному бачку, появившемуся из ниоткуда, выросшему под потолком, прямо над нашими головами, и как бы плывущему в воздухе, на самом деле жестко прикрепленному железными скобами к стене, в этом мы убедились всего через пару мгновений. С бачка свисала длинная никелированная цепь с затейливым фаянсовым держаком на конце, напомнившая мне знаменитый хвост ослика Иа, что использовала Сова для дверного звонка… Короче, если кто не понял – добро пожаловать в СЕМИДЕСЯТЫЕ! Потрясающе: по времени прошло всего ничего – каких-то две-три минуты, а двух десятилетий как не бывало…
