Это ощущение ослабило ее. Оно брало свое начало из маленькой червоточащей мысли, которая расползлась тонкими черными ветвями внутри и захватила почти все светлые чувства и теплые воспоминания, которые Ани так долго собирала. Из-за этого исчезли надежды на будущее, появились мысли, что она одна. А если придется жить в этой реальности? Самой… без Коула, Молли и Роберта?
Роб. Временами ей не хотелось думать об их взаимоотношениях. Так легче, так не нужно ничего обещать, решать, веришь или нет. Рано или поздно судьба расставит все по местам. А пока… пока хотелось не потерять то крошечное тепло, которое иногда вспыхивало в ее сердце. Аннетт цеплялась за него, стараясь абстрагироваться от внешнего холода, стараясь не думать об увиденном в зеркале, стараясь верить, что это не конечная остановка, что она еще встретится с близкими людьми.
Подвал напомнил время до пекарни. То, которое было самым трудным. То, в котором Ани каждую ночь вздрагивала от любого шороха. После видела бледное лицо брата. Как его глаза теряют свой блеск, как он угасает. И тонула, захлебываясь в мутной черной воде воспоминаний и дурных снов. А после просыпалась от своего крика.
Наверное, единственное, что было страшнее снов… это одиночество. Пустота внутри, которую разрушал Роберт. Он мягко касался ее плеча, слегка тормошил, показывая, что она жива, что пора очнуться, что серость и холод временные. Выход был, ведь ее могли вытащить из кошмаров. А сейчас? Сейчас она отчетливо понимала, насколько верила Роберту, насколько полагалась на его небезразличие. А ведь он мог оставить, уйти.
– Роберт?
Ответа не последовало. Зачем спрашивала?
Ани хмуро окинула взглядом помещение. Не понимала, почему никто не отозвался. Приборы одиноко, но аккуратно висели на стене. Стопка прихваток покоилась на табуретке. Что ж, может, показалось. Может, тишина временная. А ее предположение о том, что никого больше нет, всего лишь страх. Глупое волнение и боязнь оказаться в плену невидимого, но почти осязаемого ужаса. Он кружил, витал возле нее, нагоняя дурные мысли. От этого у Аннетт потускнели глаза, поникли плечи. А все попытки не думать заканчивались новым приступом паники.
Часы пробили полночь, тем самым напомнив Аннетт о времени. Пусть здесь ничего нет, но ведь за прилавком лежал свежий хлеб, значит, завтра ее ждет работа.
Без освещения чердак напоминал ей какое-то чудовище: холодное и грустное, скользкое и темно-серое. Ани стало неуютно и страшно. Но она собралась с духом, переоделась и легла в постель.
