– Возьми.
– Мне нечем заплатить за это, простите.
Мальчик хмуро и как-то даже виновато посмотрел.
– Плата не нужна. Просто возьми. И приходи под вечер, что-то всегда остается. Хорошо? – Ани не спрашивала разрешения у Коула. Делала то, что подсказывало ей сердце. Хлеб не залеживался долго, завтра будет новый.
– Тогда это слишком много, я не могу, – он сложил руки за спиной.
– Ты ничего не должен. Просто возьми. – Ани улыбнулась, после чего протянула ему пакет. – Позволь мне сделать что-то хорошее. Ладно?
– Спасибо вам.
На совсем юном лице появилась улыбка, а в темных, грустных глазах отразился проблеск надежды. Так смотрят, когда вновь начинают верить в то, что давным-давно стало неосуществимой мечтой.
– Беги, скоро начнет смеркаться.
– Я запомню вас. Может, как-то понадоблюсь. Меня зовут Яков.
Мальчишка прижал к груди пакет: бережно, будто в его руках было что-то невероятно ценное и хрупкое, почти что живое. И ушел. О его присутствии напоминал только звон маленьких колокольчиков, эхом звучащий после закрытия дверей.
Аннетт не знала, опасно на улицах или нет, поэтому с тревогой смотрела ему вслед.
На этот раз пекарня не дала ей никаких подсказок, ничего. Даже спросить не у кого: ни Коула, ни Молли, ни Роберта не было. А без них она ощущала себя одиноко. Казалось, из-за их отсутствия и в самом доме стало прохладнее. Отчетливо ощущались сквозняк и сырость. К горлу подступило отвратительное чувство одиночества. Как тогда, у дома родственников. Если бы не Роб…
Дальше Ани не стала вспоминать. Не стоит. Ее терзала совесть, но сейчас эта тревога лишняя: она может вывернуть наружу все, что так долго пряталось на задворках души, сломать, сделать безоружной, наполненной болью до самых краев. Никому это не поможет. Никому. Именно из-за этого Аннетт училась жить по-новому: с чувством потери, но без жалости к себе, без разрешения на боль. Ей важно было помнить хорошее. Никто из родных не желал бы ей мучений, не наслаждался бы теми слезами, которые катились по щекам сами собой.
Влага застилала глаза, и Аннетт не сразу поняла, что зеркало что-то показывает. Новую историю. Одну из тех, что затем наполнит ее воспоминаниями. Но это пока горстью, после их станет больше…
Первое, что удалось рассмотреть, – завод. Угрюмое, темное здание, состоящее из разных пристроек, которые закрывали друг друга, пытаясь заслонить и без того узкие длинные окна. Они служили естественным освещением: ни больше ни меньше, ровно по стандартам. Так, словно все расчеты не хотели пропускать в помещения угрюмый вечерний свет.
