Роберт тонул в происходящем, словно в море. Глотал воду, захлебывался и вновь вдыхал разъедающий изнутри запах.
Поначалу каждый вдох давался с трудом, дурманил голову, вызывал тошноту, но вскоре все стиралось. Чем больше времени он проводил в здании, тем меньше помнил, каково это – дышать полной грудью.
– Роб? Выпей, ну же, не хватало мне еще и за тобой ухаживать. – Светловолосая девушка протянула жестяную кружку с родниковой водой. – На тебе же лица нет: глаза красные, синяки темнее обычного, да и бледный, словно смерть. Мистер Дрейнс не отпускал тебя? Снова проработали всю ночь?
– Не было времени. Слишком много раненых. – Он с благодарностью кивнул и сделал глоток.
– Других, что ли, нет? – Медсестра помотала головой.
– У него сокращенный курс. – Хриплый голос заставил девушку вздрогнуть. – Еще месяц, выдам ему официальную бумагу о звании военврача. Такого не каждый заменит, да и опыта у мистера Роберта побольше остальных будет.
– Простите… я не знала. – Она с сочувствием посмотрела на Роберта. – Ладно, пойду отнесу воду остальным…
– Роб. – Мистер Дрейнс снял медицинскую шапку и тряхнул рано поседевшими волосами. – Поспи пару часов, не железный ведь. Нам прислали нескольких врачей из Тальвиля, теперь будет легче. А там, смотри, после войны будешь сидеть в своем кабинете да бумаги писать…
– Это не по мне. – Роберт сжал чашку в руках. – Вы же знаете, что я не врач, и никакая бумажка меня им не сделает. Этим нужно жить, а меня оно убивает, не знаю, как уснуть, чтобы все это не плыло перед глазами.
– Зря, скольких набирали к себе, а ты единственный, кто смог взять в руки инструмент так, чтобы пальцы не дрожали. – Мистер Дрейнс тяжело вздохнул и похлопал Роберта по плечу. – Ничего, со временем все привыкают. За спасенные жизни приходится чем-то платить. Не жалей, что пошел. А в мирное время и без тебя рук хватит. Дожить бы только.
Роберт не ответил. Не стоило. Один короткий взгляд и без того говорил больше, чем нужно. В этом молчании передавалась вся горечь, которая расходилась по миру сотней писем, написанных медсестрами о погибших военных. Их аккуратно выведенные буквы с теплыми последними словами, прощаниями и просьбами, которые рано или поздно попадут в дрожащие руки близких. Но хуже всего надеяться зря, зная, что болезненная рана на сердце уже не зарастет.
Чистые сердца не черствеют.
Они болезненно угасают. Роберт чувствовал, как сжимался от боли, переживаний и страха за то, что в его руках может оказаться слишком мало жизни.
