Заметки на биополях | страница 42
Зато и родной мой отец, и Самойлыч мою деятельность по части расширения гласности категорически одобряли (Самойлыч, кстати, считал, что Россия, для того чтобы двигаться в правильном направлении, должна взять идеи как Сахарова, так и Солженицына). А Рассадина мы в «Огоньке» с удовольствием печатали – его блестяще написанные статьи «с высоким уровнем нравственных претензий» (как он сам однажды отозвался о тексте другого автора). Шли они как раз по моему ведомству. Но то, что он будет «третьим», я тогда еще не знал.
А как в «Огоньке» обстояло дело с «дядьками»?
На редколлегии приходил знаменитый артист с лицом родного человека – Юрий Никулин. Он внимательно и всегда молча выслушивал то, что там говорилось, а в конце обязательно рассказывал анекдот, ассоциативно связанный с тем, о чем шла речь. Мы и начали печатать «Анекдоты от Никулина». Шли они по моему отделу. Поэтому после редколлегий Никулин заходил в мой кабинет, бегло смотрел верстку и доставал какой-нибудь достойный напиток. И тут уж рассказывал совсем другие анекдоты и травил байки.
Однажды буквально целый рабочий день у меня просидел похожий на шахматиста Таля и такой же искрометный Натан Эйдельман – ждал верстку своей статьи. Уходя, он сочувственно посмотрел в глаза и сказал, что не понимает, как возможно так работать. И действительно, это тогда была передовая. Наш отдел делал до двадцати полос в номер: это были отнюдь не только литературные публикации и правда о сталинских репрессиях, но и писательская публицистика, и издевательская полемика с антисемитскими и русопятскими изданиями, и борьба с зародившимся русским фашизмом.
На моем столе лежали рукописи и верстки, которые надо было срочно прочитать. Беспрерывно шли посетители: авторы и «чайники» (например, от Сергея Острового, написавшего, по его словам, «сто стихотворений о любви и закрывшего тему», я просто бегал по этажам). Постоянно заходили с камерами вежливые японцы. А два телефона на столе звонили то враз, то попеременно: по одному звонил только Коротич, по другому кто угодно, в том числе члены националистического общества «Память» с угрозами (даже знали, сволочи, что у меня растет маленький сын).
Однажды пришел совершенно счастливый Искандер – я его больше таким никогда не видел. Он принес дарить свою удивительную эпопею – наконец без купюр изданного в России «Сандро из Чегема». Главы этого главного романа Фазиля мы тоже публиковали.
Часто забегал Вознесенский – именно забегал: всегда в легком нашейном платке и улыбающийся. Он, кстати, написал первую в СССР после десятилетий молчания статью о Ходасевиче. Она вышла в «Огоньке» и называлась «Небесный муравей». Поэтому неудивительно, что именно Андрей Андреевич привел к нам Нину Берберову, а вместе с ней, кажется, весь Серебряный век и первую волну эмиграции. Жалко, что Берберова говорила больше о себе, чем о Ходасевиче.