Шелби без промедления набрала Маравелль. Как только та взяла трубку, Шелби сказала:
– Забудь про полицию. Она здесь.
– О господи! Я сейчас же приеду.
– Не надо. Она убежит. – Жасмин позвонила снизу. Шелби стремительно бросилась к стене, чтобы нажать кнопку, открывающую дверь. – Ей нужно, чтобы кто-то старший, но не мать, выслушал ее. Я притворюсь, что я и есть этот взрослый. Понимаешь, она расскажет мне то, что не станет говорить тебе.
– Хорошо, Шелби. Но помни: я отдаю в твои руки самое драгоценное, что имею на свете.
«Твою мать», – подумала Шелби, вешая трубку. Она всегда избегала слишком близких отношений с окружающими. Люди опасны, ненадежны, хрупки, глупы, жадны, нуждаются в деньгах. Достаточно вспомнить, что случилось с Хелен, Беном Минком, женой Харпера Леви.
Собаки чуть не сошли с ума, когда раздался стук в дверь. К счастью, сосед сверху – официант, который вернется домой только на рассвете, а парочка, живущая внизу, нередко устраивает пьяные драки и вряд ли станет жаловаться на шум.
Шелби обдумала ударную первую фразу, но когда она увидела залитое слезами лицо Жасмин, просто обняла девушку и прижала к себе.
– Я ненавижу свою мать, – выпалила Жасмин.
Хорошенькое начало. Собаки в восторге, что у них появилась компания, особенно Блинки, которого Жасмин всегда воспринимала как уродливого, вызывающего страх пса.
– О, Блинки! – сказала Жасмин, словно это единственное существо на свете, способное понять ее. Девушка спрятала лицо в его мех и горько зарыдала.
– Ты, наверно, проголодалась. У меня есть китайское печенье, – сказала Шелби.
Оно у нее всегда наготове. Она хранит печенье с непрочитанными предсказаниями судьбы в пластиковом контейнере на кухонной стойке, за тостером.
– Почему ты их не ешь? – спросила Жасмин.
– Никто не должен знать своего будущего. А вдруг оно ужасно?
– А если наоборот – замечательно?
– Как жизнь на Лонг-Айленде? – пошутила Шелби.
Жасмин со стоном бросилась на диван. Шелби тем временем разогрела брокколи с черным бобовым соусом и курятину «Генерал Цо».
– Не знаю, смогу ли я сейчас есть, – сказала Жасмин, когда Шелби принесла тарелки.
Шелби принялась есть из своей. Как она докатилась до того, что взяла на себя ответственность за чужого ребенка?
– Таксист был такой противный, – рассказала Жасмин. – Сказал, что, если мне негде ночевать, я могу остаться с ним. Меня чуть не вырвало.
Все же она приступила к еде, сначала соблюдая этикет, а потом жадно, словно всерьез проголодалась.
