Маша отпустила её и вышла из кабинки. Хлопнула входная дверь. Стало тихо. Наташа несколько минут лежала, скрючившись, около унитаза, пыталась подняться, но не могла. Руки безвольно елозили по влажному кафельному полу.
В голове снова что-то хрустнуло, как яичная скорлупа. Кто-то закричал. Наташа закрыла глаза и позволила сознанию упорхнуть следом за серой безмятежной пеленой
Надя непрерывно всхлипывала, и в этом всхлипывании вспоминалось Грибову его детство.
На шестой день рождения ему подарили щенка. Крохотного белого лабрадора. Щенок был еще маленький и едва умел ходить. Родителей предупредили, что щенок будет первое время скучать по своей маме, а потому громко скулить. Грибов заранее настроился на то, что лабрадор Тишка будет плакать. Но Тишка не скулил. Он всхлипывал. Челюсть его дрожала, глаза наливались тоской и из горла вырывался короткий жалостливый всхлип, сопровождающийся шмяканьем влажного языка по носу. Так Тишка выражал свою тоску и боль по утрате.
Так вот Надя почему-то напомнила Грибову маленького белого лабрадора. Он не мог отделаться от этой мысли, когда обнял её в больнице, усадил на кресло в коридоре, утешительно шептал что-то в ухо и гладил по голове.
Надя всхлипывала.
На сетчатом стуле в больничном коридоре одиноко лежали вещи Наташи — рюкзак, сменка, одежда, всё, что привезли со школы.
Неопределенность давила, как тысячепудовая гиря, подвешенная к шее.
Тут же в коридоре крутился обеспокоенный Крыгин. Он встретил Надю на дороге в поселке, когда она бежала через снежные сугробы в сторону вокзала — растрепанная, в платье и валенках, с развевающимися волосами и раскрасневшимся от слез лицом. Надю била истерика, она не могла связать и двух слов. Твердила про больницу и Наташу. Крыгин был на автомобиле, поэтому чуть ли не силой затащил Надю в салон, напоил донормилом (люди за сорок просто обязаны возить с собой аптечку) и постепенно выудил из неё нужную информацию.
Антон Александрович почему-то Грибова раздражал. Именно здесь и сейчас. Не к месту была его высокая сутулая фигура, не нужна была эта вялая сочувствующая улыбка, беглый взгляд и эти длинные ладони с тонкими пальцами, которые постоянно терлись друг о дружку, словно пылкие любовники. Ненужный здесь человек. Не сейчас.
— Спасибо за все, — подошел к нему Грибов. — Но мы тут, понимаете, хотим остаться втроем…
Улыбка Крыгина слегка завяла. Он покосился на Надю, пробормотал:
— Конечно, я понимаю. Но даже боюсь представить, что за мысли будут меня мучить, если уеду прямо сейчас. Ждать вашего звонка будет еще невыносимей, чем постоянно смотреть в коридор, в ожидании врача.
