— Судьба? — прошептала Вера Петровна, повернулась к Феде. — Черте что и сбоку бантик. И как быть?
— Я не знаю, — пожала плечами Надя. — Это не порча. Всё, что случилось после того, как ваш сын слетел с мотоцикла, это его судьба. Жизнь. По-другому не могу сказать.
Вера Петровна, уперев руки в бока:
— Ты мне тут зубы не заговаривай! — начала говорить она, сначала шепотом, потом все громче. — Если не умеешь, то и не берись! Возомнила о себе! Я тоже так могу, яйца-то давить! А делом, делом кто заниматься будет? Ох уж эти городские. Ничего не умеют, кроме как языком болтать. Знала бы, не тратилась на дорогу. Зимой-то с коляской, думаешь, легко сюда тащиться?
Она наговорила много чего еще. Надя терпеливо слушала. Федя виновато жался у порога, мял в пальцах сигарету. Руки у него были грубые, работящие, с темными толстыми ногтями.
— Говорю же вам. Помочь здесь невозможно.
— Тогда зачем тебе это, — Вера Петровна кивнула на стол. — Третье яйцо зачем?
Тут пронзительно и отчаянно завыл Миша. Два его пальца задвигались, поднимаясь и опускаясь. Пена на губах начала пузыриться.
— Мишенька! Ангелочек! — встрепыхнулась Вера Петровна, подбежала, вытаскивая платок, принялась протирать вспотевшее лицо сына. — Раздели тебя, да? Мучают непонятно зачем! Не пойдем больше к ней. Не умеет она ничего…
Миша продолжал издавать ужасные звуки, от которых голова у Нади разболелась еще больше. Она прижала руки к голове, пробормотала:
— Давайте попробуем…
— Что? — оживилась Вера Петровна.
— Давайте, говорю попробуем. Выйдите на улицу. Мне надо остаться с ним наедине.
Федю дважды уговаривать не пришлось. Он выскочил первым, впустив морозный порыв ветра. Следом, что-то причитая себе под нос, вышла и Вера Петровна. Надя повернулась к Мише. Тот прекратил выть и, казалось, с любопытством смотрел на новоявленную ведьму.
— Третье яйцо, — сказала Надя, — Наперекор судьбе.
Куриное яйцо хрустнуло, белок выплеснулся наружу и пополз по пальцам, капая в чашку с измельченными травами из маминого запаса (кипрей, чертополох и крапива — все в высушенном виде было разложено по полочкам).
Надя устало раздвинула скорлупу, положила её в ладони, чтобы не вывалился желток.
Голова раскалывалась. Прошло всего пятнадцать минут с того момента, как началось лечение (что-то похожее на лечение), а голова разболелась так, словно Надя напилась с вечера дешевого ликёра и только что проснулась.
Впервые в жизни Надя остро и болезненно ощущала чужое горе. Боль зародилась в кончиках пальцев, пробежала по запястьям и вцепилась острыми коготками в сердце.
