Некоторое время Сумита молчала. А потом сказала:
– Какима обычно говорила слова, которые мне уж очень пришлись по душе. А говорила она так: «Я не могу брать себе то, чего очень хочется кому-то еще».
Знаю, знаю, моя мать – добрая женщина. И мне, боюсь, до нее ох как далеко. Она так уважает своего мужа, так печется о хозяйстве… а как ей удалось одолеть бедность – нет, мне никогда не быть вровень с ней.
Неожиданно Сумита сказала:
– Дада завтра уезжает.
Я встала перед зеркалом, разглядывая кофточку.
И Сумита мягко прибавила:
– Ты дала ему от ворот поворот?
Я ничего не ответила.
– Мы понятия не имели, что он тебя любит, – со слезами на глазах продолжала Сумита. – Кто знает почему? Я много раз спрашивала его: почему при виде Бошон ты совсем не обращаешь внимания на других девчонок? И как будто витаешь в облаках. Когда же ты успел влюбиться в Бошон? А Дада только и говорит – тебе, мол, не понять. Она сводит со мной счеты. Я даже не знаю, что он имеет в виду. А ты?
Я ничего не знала. Слышала только неумолчный скорбный стон. Он заглушал все остальные звуки.
– Дада отверг столько невест.
– Послушай, Суми, можешь передать брату кое-что строго по секрету?
– Что передать?
– Сперва поклянись, что ты больше никому не расскажешь.
– Ты пугаешь меня. Ладно, клянусь. Надеюсь, ничего страшного?
– Как раз наоборот. Ты только что дотронулась до меня – ступай домой и ополосни руки дезинфицирующим средством.
Сумита испуганно спросила:
– Но зачем?
– Послушай, я говорю с тобой потому, что доверяю тебе. Никому из домашних я ничего не говорила. Если скажу, они поднимут жуткий шум. Сама знаешь, как они меня любят.
– Говори же, Бошон! Я ужас как боюсь.
И тут я разыграла настоящую сцену. Ни слова не говоря, я прикрыла лицо краешком сари и ударилась в слезы. И потом, все чаще всхлипывая, сказала:
– У меня проказа.
– О боже!
– Я тайком ходила к врачу. И никому ничего не сказала.
Сумита буквально окаменела.
Продолжая всхлипывать, я открыла заплаканное лицо и сиплым голосом сказала:
– Расскажи все брату.
Сумита посмотрела на меня с испугом и сказала:
– Как это случилось? Ты точно знаешь?
Я закатала левый рукав и показала ей руку. Рана на ней, вся в мази, выглядела просто отвратительно. Сумита даже не решилась на нее взглянуть. Она закрыла лицо руками. И кажется, тоже разревелась.
Когда эта глупышка убежала с искаженным лицом, точно громом пораженная, я, наверное, должна была бы посмеяться. Но мне хотелось плакать. Почему же я не верю в любовь?
