В полном отчаянии муж сказал мне:
– Так больше продолжаться не может. Я законченный неудачник.
Но я не теряла надежды. Несмотря на глубокое отчаяние, несмотря на огромные убытки, я знала: у меня есть драгоценности Пишимы на несколько тысяч бхори золотом. В крайнем случае можно будет их продать. Словом, как-нибудь выкрутимся.
– В любом деле всегда бывают то взлеты, то падения, – говорила ему я. – Не бойся, ведь я с тобой.
– Тебе пришлось продать свои любимые украшения.
– Ты мое самое любимое украшение!
Муж мой был человек серьезный. Немного помолчав, он сказал:
– За все эти годы никто не говорил мне ничего подобного. Я просто диву даюсь, и за что ты меня так любишь? Ведь я никчемное существо. Мне только сейчас стало ясно, что я полное ничтожество, ни на что не годное.
Я мягко сказала:
– Ты почти забросил свою таблу. Инструменты твои запылились. Я смахнула с них пыль, протерла их. Можешь играть снова, тебе полегчает. А я подыграю тебе на танпуре.
Муж очень обрадовался моему предложению. Он снова начал играть на табле и через некоторое время воспрял духом.
– Ты посоветовала мне самое лучшее лекарство, – признался он.
Мой мир вращался вокруг него. Но я любила его не за красоту и не за знатное происхождение. А просто потому, что не могла не любить. Эта любовь и поддерживала огонь жизни в моем сердце. Но все это я никому не могла рассказать. Даже мужу. Я жила и дышала ради него. А вот если бы он начал плясать под мою дудку, это меня насторожило бы. Он перестал бы быть мужчиной, если бы сделался подкаблучником. Подкаблучников не ценили и не уважали и считали тряпками. Иногда мужу совсем не хотелось выходить на работу, и он говорил:
– Лавка сегодня подождет, я хочу весь день быть с тобой.
Я тотчас же вскакивала и отвечала:
– Тогда мне придется идти.
Чтобы заставить его заниматься делом, я пускала в ход и кнут, и пряник. Такие люди по натуре бесхребетные лодыри. Стоит дать себе хоть мало-мальскую слабину, как они мигом садятся тебе на шею.
В семье все были против этой затеи с лавкой. Особенно мой свекор и его старший брат, а также мой деверь. Из-за этого у нас постоянно возникали семейные стычки. Свекор, послав за своим сыном, сказал:
– Как человек из высшего общества может заделаться лавочником? Ты опозорил нашу семью. Нам теперь будет совестно глядеть людям в глаза.
Деверь мой тоже был крайне недоволен. Он часто заявлял за обеденным столом:
– Стало невозможно пройти по улице. Друзья смеются надо мной.
