Я содрогнулась от страха. Белое сари испарилось. Я до того опешила, что не заметила, как у меня подгорела рыба карри. И есть ее никто не стал.
Ночью я спросила мужа:
– Ты веришь в призраков?
Он удивленно сказал:
– То же самое ты спрашивала вчера. Почему?
– Отвечай же.
– Да нет. Призраков не бывает. А ты что, их боишься?
– Не знаю. Может, и так.
– Ты же сильная женщина. Чудно как-то, откуда у тебя такой страх?
– Это не страх. Даже не знаю, как это объяснить.
Он нежно обнял меня и сказал:
– Тебе нечего бояться.
Той ночью мы страстно любили друг друга. Потом муж уснул. А я в тревоге все ворочалась.
Я никогда не знала, когда ее ждать. Обычно она являлась по вечерам, когда я стряпала, и давала мне неправильные советы. В рыбу и мясо частенько попадали пряди волос, зола или дохлые ящерицы. А однажды, собравшись проветрить матрас и стряхнуть с него муравьев, я обнаружила, что он весь осыпан сахаром.
И тогда я сказала:
– Пишима, зачем ты все это вытворяешь?
– А почему бы нет? Разве я была здесь счастлива?
– Как я слыхала, тебя считали главой семьи.
– Чепуха! Они нянчились со мной из-за шкатулки с драгоценностями. И держали здесь из-за золота. Иначе от меня бы давно избавились.
– А сейчас-то что тебе нужно, Пишима?
– Я желаю, чтоб умер твой муженек, чтоб у тебя не было детей и чтоб ты стала вдовой. А потом и сама умерла. Хочу, чтоб все умерли. И пусть мир провалится в тартарары. Пусть каждый дом займется огнем.
– О-о-о!
– Что, противно слышать? А что плохого в смерти, о-о-о? Вот станешь такой, как я, тогда поймешь – не видать тебе счастья, покуда мир не обратится в прах.
Прошло два месяца, а муж мой не умер.
Однажды Пишима спросила из темноты, где таилась:
– Так каково оно, ну, это?…
– Что это? – удивилась я.
– Не прикидывайся, будто не понимаешь. То, чем ты занимаешься со своим муженьком, что же еще?
– Как тебе не совестно, Пишима!
– А мне наплевать, тоже мне, скромняга выискалась! Что тут такого? Я вышла замуж в семь лет, а в двенадцать овдовела. Плоть моя только-только начала пробуждаться, а мне уже коротко остригли волосы и давали всего лишь одну плошку риса в день, а на Экадаши[6] меня и вовсе заставляли поститься. Почем тебе знать, через что я прошла? Так каково же это?…
– Это приятно.
– Чтоб тебя, сучка ты эдакая! Всем известно, что это приятно. Расскажи подробнее.
– Неудобно как-то, Пишима.
– Тогда умри! Умри, умри, умри, умри! Прямо сейчас!
– О-о-о! Да что такое ты говоришь?
– Что хочу, то и говорю.
