Невестка сказала:
– И не пытайся разжалобить меня слезами. Послушай, раз уж ты все украла, у тебя нет выхода. Я хочу половину. Пятьдесят бхори, ни больше ни меньше. У меня есть верный ювелир. Он разделит все поровну. Никто не узнает. Сейчас в доме ни души. Поделим все у меня в комнате. Идет?
Я ничего не ответила.
Через некоторое время она сказала:
– Значит, хочешь оставить все себе?
На раскаленной под солнцем крыше ступни у меня пошли волдырями. Невестка была в тапочках. А я босая. Но, не обращая внимания на ожоги, я сказала:
– Ты, верно, думаешь на меня потому, что я родом из бедной семьи.
– Ничего я не думаю. Я все видела. Своими собственными глазами. Ты не просто бедная, ты еще и плохо воспитанная. И тебя, предупреждаю, ждут большие неприятности, если откажешься от моего предложения.
Разволновавшись, я решила во всем признаться. Снять, по крайней мере, тяжелый камень с души. Впрочем, она могла мне не поверить. Ну и что?
Вдруг на другом конце огромной крыши я увидела женщину в простеньком белом вдовьем сари: она снимала платье, развешанное для просушки. Женщина повернулась ко мне.
Я похолодела, несмотря на нестерпимый зной. Это была Пишима.
Тут на террасу выскочила подсушить волосы одна из девчушек, живших с нами в доме. Она села напротив Пишимы и даже поглядела на нее. Но выражение ее лица при этом ничуть не изменилось. Я поняла, что она не видит Пишиму.
– Что это ты вдруг так побледнела? – полюбопытствовала невестка. – Испугалась? То-то. Потому как, если б ты не испугалась, у тебя и впрямь были бы неприятности. А поделишься драгоценностями, тебе и вовсе нечего будет бояться. Я никому ни слова не скажу.
– Я ничего не знаю, – сказала я. – Делай, что хочешь.
Я спустилась вниз. У меня так колотилось сердце при виде Пишимы, что я чуть не упала в обморок у себя в комнате. В это время дня муж мой обычно отдыхал. Сегодня он тоже спал. Он бы премного удивился, если бы увидел меня в таком состоянии.
Я тихонько примостилась у окошка. Из водосточной трубы тянуло смрадом. Сердце у меня стучало глухо-глухо.
Вот и день прошел.
Я пошла на кухню заварить чаю мужу – он должен был вот-вот проснуться. И тут я услыхала, как кто-то бежит вниз по лестнице со второго этажа и как мой деверь зовет мужа, который тут же кинулся наверх.
Вскоре после этого Бхаджахари отправился за доктором Рудрой.
Я молча стояла на нижней площадке лестницы.
Бхаджахари, спускаясь вниз, сказал мне:
– Буди! Ты не поверишь. БароБуди потеряла дар речи.
