Было что-то жуткое в том, как жадно мужчины смотрели на жителей города, словно жаждали то, что было только у пилигримов. Однобровый и Леди с бородой решили облегчить кошельки, потому что играли в карты на деньги. Они порой смеялись над шутками местных, а порой гневно вопили, когда проигрывали. Они были рады обществу людей их возраста, а не детей из инсулы.
— О, да, — сказал Адрио в кружку. — То, что он говорит о тебе, — он хотел, чтобы Петро спросил, что говорил Нарцисо, но Петро не хотел шагать в ловушку. Он уже был не рад, что пришел сюда. Адрио не угомонился. — Он говорит, ты — плохое влияние. Он сказал мне, что, когда вернется в город, он напишет старейшине Катарре, чтобы она объяснила тебе, что я — образец поведения, а ты всю дорогу мешал.
Огонек в груди Петро чуть вспыхнул, но следующие слова Адрио стали распалять его.
— Честно, П… Адрио, — сказал Адрио. — Если бы ты не ходил так, словно у тебя трость в заду, ты сделал бы путь для всех проще.
Петро видел перед глазами, как его лучший друг и гадкий брат Нарцисо сидят в телеге, делятся мнениями и обсуждают его, и ему не нравился привкус во рту.
— Боги! — взорвался он. — Почему ты даешь этому мужчине набивать твою голову бредом?
— Это не бред. Он понимает меня. Я ему нравлюсь. Брат Нарцисо видит настоящего меня, чего не делают люди инсулы.
— Настоящего? — Петро едва сдерживал гнев. Глаза Адрио были стеклянными и рассеянными от выпивки. Петро знал в спокойной части разума, что его друг не знал, что говорил. Но слова о Нарцисо разозлили его так, что ему было все равно. — Кто настоящий ты? Петро Диветри, сын стеклодува? Да? — Адрио быстро моргал, открыл рот, но замер и подумал. — Потому что это не ты. Ты — не Диветри.
— Ясно, — с горечью сказал Адрио. — Я недостаточно хорош, чтобы быть Диветри?
— Я не это сказал.
— Ты думал об этом неделями.
— Ну-ну! — в пылу их спора парни не заметили, что Саймон Якобучи подошел к их углу. От него воняло tabbaco da fiuto и неискренностью. В руках он нес медную мисочку, полную кусочков размятых абрикосов в сахаре с кусочками орехов. Он взял кусочек и сунул в рот. — Только двое остались?
Петро и Адрио не знали, что он имел в виду, но Петро в ярости даже не повернул головы.
— Синьорина и верный мальчик ушли спать, — добавил Якобучи. Амадео не стал пить малиновое вино и ушел с пира, ворча из-за излишеств. Элеттра хотела купаться и смыть в уединении грязь с волос.
Игнорируя Петро, Адрио сказал:
