— Любопытство может погубить, — Однобровый не злился. Может, он просто был раздражен из-за нехватки сна.
Леди с бородой отбросил волосы за плечо и игнорировал товарища.
— Лоялисты — безумный народ, который не согласен с обычаями земли.
— Скорее — нарушители закона, — сказал Однобровый. — Король Кассафорте решает, кто наследник. Это записано. Он решает, и если главы Семерки одобряют, после смерти короля они отдают Оливковую корону и Скипетр с шипами его преемнику. Так делали веками без повода это менять. И всегда это работало.
Он звучал уверенно. Петро все еще не понимал, против чего он был.
— Какой части не верят лоялисты?
— Ничему! — неожиданно громко сказал Однобровый. Элеттра и Амадео повернулись на звук. Элеттра нервно взглянула в сторону брата Нарцисо, но тот отвлекся и не слышал.
Леди с бородой помог больше в объяснении:
— Современные лоялисты верят, что корона должна быть у принца Берта, хотя король Алессандро не назначал его наследником.
Петро растерянно сказал:
— Но принц Берто пытался убить своего отца. И Берто мертв. Он убил себя, чтобы не жить в изгнании.
Леди с бородой кивнул и хотел сказать что-то еще, но его товарищ вмешался:
— Именно. Ты думаешь, что на этом конец, но нет. Все из-за того, что король Мило был стражем. Сорранто из давнего рода стражей, и эти люди не любят, что простолюдин правит ими, — когда Петро вспомнил, что мать короля Мило была много лет личным телохранителем короля Алессандро, верность стража ему стала понятнее. — Лоялисты хотят наглеца на троне. Того, кого вырастили ничего не делать. Этого они хотят. Без обид, юный синьор, — быстро добавил он, словно только вспомнил.
— Все хорошо, — сказал Петро. Он обдумывал новую информацию. Ему казалось, что лоялистам не было смысла поднимать голову. Принц Берто умер три с половиной года назад. У него не было жены, наследников, и он был последним в роду короля Алессандро. — Но…
Он хотел спросить, кого лоялисты предпочли бы на месте короля, когда понял, что их караван остановился. Телега почти застыла. Адрио запихивал имбирное печенье в рот, пока Нарцисо не смотрел. Священник оглянулся и смотрел на Петро. Холодным тоном, словно от лимонов, он спросил:
— Мы ослабели, Вентремиглия?
— Вентимил… — Петро перестал исправлять. Пусть священник зовет его, как хочет. Это было не его имя. — Нет, брат.
— Тогда скорее, — дождавшись, пока Петро подойдет к ученикам, он дернул за поводья осла и повел их вперед.
Амадео покачал головой, словно знал, что Петро был в беде.
