Я была в шоке, потому что Линн не разбрасывалась комплиментами, но потом реальность буквально врезалась в меня, как «Рендж Ровер» Тена.
– Ты говоришь это не потому, что ты мой учитель по музыке и обожаешь меня?
– Я люблю тебя до безумия, но вот это, – она указала пальцем на пианино, – заставило меня гордиться тем, что я твоя учительница.
У меня защипало глаза.
– Давай теперь послушаем текст, – сказала она, усаживаясь на скамейку рядом со мной.
– Его еще нужно доработать.
– Когда крайний срок?
– Хэллоуин.
– Тогда лучше поторопиться.
– Как думаешь, у меня есть шанс?
Она посмотрела мне прямо в глаза.
– Твоя мама не возражает?
– Возражает.
Линн сжала мое плечо.
– Ну, я надеюсь, она согласится. – Линн кивнула на ноты передо мной. – А теперь повтори этот отрывок.
Я опустила подбородок и начала играть, мечтая о том, чтобы каждая минута, каждый день сопровождались мелодией – саундтреком к жизни. Музыка лилась бы с неба, вилась бы в траве и просачивалась сквозь асфальт.
Тену бы это не понравилось.
Я запнулась и сыграла не ту ноту.
Почему он прокрался в мои мысли? Из всех людей…
В конце занятия Линн попросила исполнить мою песню снова, я играла, а она следила за тем, как мои пальцы двигаются по клавишам, как широко я раскрываю ладони, чтобы дотянуться до аккордов. Она пыталась запомнить ее. После того как я закончила, она села рядом со мной на скамейку и попробовала сыграть ее. Линн удивительна – она может безошибочно воспроизвести все, что видит или слышит.
– О’кей, а теперь слушай и думай, о чем бы ты хотела рассказать, – сказала она.
Я выпрямила спину. Моя мелодия парила по комнате, а в моем сознании стал формироваться образ, слабый и блестящий по краям. Мазки желтого и темно-красного цвета. А потом резко лимонно-зеленый! И толстые мазки черной стали. Мелодии всегда представляются мне в цвете.
– Ну что? – спросила она.
– Бегущая девушка. Смотрит на солнце.
– Дальше?
– «Бежать из тени… оттолкнуть?»
– Так, хорошо.
Линн заправила прядь оранжевых, как дорожный конус, волос за ухо. Когда я познакомилась с ней четыре года назад, у нее были желтые волосы – и я не имею в виду блонд, я имею в виду кукурузу в початках желтого цвета. На следующий год она стала розовой, потом голубой, за что получила прозвище Скиттлз.
Еще долго после того, как моя песня закончилась, ноты продолжали кружиться в воздухе, как пылинки. Серебряные и золотые. Блестящие. Веселые. Обнадеживающие.
– Ты должна сыграть это своей маме, – сказала она.
