Записки старшеклассницы | страница 7



— Лермонтов сам жил с богатыми, в том же обществе, что и Печорин. Вот он и не верил доброте, боялся ее. Это помогало оставаться злым, насмешливым с «надменными потомками». И еще, говоря современным языком, он был «трудновоспитуемый, из неблагополучной семьи».

Она скомкала свой листок.

— Вот и все.

Лицо Иконы было непроницаемым, как у настоящей иконы, а Мар-Влада спросила, кто хочет выступить.

— Нет, Печорин был молоток! — развязно сказал с места Сенька и замолчал, и мне захотелось его встряхнуть, как часы, когда они внезапно останавливаются.

— А добрые — они вредные, привяжутся со своей добротой, как пиявки…

— Доброта — идеализм! — выкрикнула Галка.

И все сразу загалдели:

— Максим Максимович добрый, но неразвитый.

— Печорину скучно с малокультурным…

— Чушь, главное — характер!

— На добрых всегда воду возят.

— А у Максима Максимовича не было характера?

Я вскочила и сказала, что Люба не права, что Максим Максимович — царский служака, он горцев за людей не считал, ведь в Казбича он велел стрелять обманом, и прав Лермонтов, что не доверял его доброте…

Тут я посмотрела на Сороку и увидела, что он улыбался «материнской улыбкой»; я чуть его не треснула, запнулась, и тут раздался звонок. Никто не хотел расходиться, а Мар-Влада сияла: она очень любила, когда урок вызывал спор.

А когда я зашла в учительскую на перемене за журналом для нашего чертежника, я услышала, как Икона ей говорила:

— Интересно было, как в цирке, хотя не стоит пренебрегать методикой классического урока…

Мар-Влада усмехнулась:

— Ничего, иногда нужен и «зигзаг», как в диете…

Я не поняла, а сейчас спросила маму, она ведь увлекается у нас всякими диетами. И она сказала, что зигзаг — когда долго ничего вредного не ешь, а потом вдруг наедаешься — наплевать на советы врачей. А при чем тут литература?

Мар-Влада дала несколько сочинений. Срок месяц: «Мой отец», «Кого из родственников ты больше любишь», «Моя мать». Мне захотелось написать на все темы. Но Мар-Влада сказала, что я из тех людей, которые ничего не доводят до конца из задуманного, и о таких говорят: «Ад вымощен добрыми намерениями…»

Поэтому, назло ей, напишу вправду три сочинения. Только надо придумать, что писать. К примеру, что я могу сообщить о собственном отце? Наверное, надо его расхвалить. А если я вижу его недостатки?

Нет, конечно, я его люблю, а раньше так любила больше всех на свете, хотя видела редко. Может быть, поэтому? Ведь еще Пушкин писал: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей…»