— Формалист! — крикнул Сенька. Ему чертила все работы Татка.
— Нет, творческая личность! Поэтому и не допускает неуважительного отношения к своему предмету, он наивно думает, что будущие архитекторы должны чертить сами, без помощи пап, мам и нежных девочек…
И тут меня поддержал Димка. Он сказал, что в нашем хамстве виновата и Икона, она всегда подчеркивала, что черчение — второстепенный предмет. А старик — молоток, гнет свою линию и «за так» двойки не исправляет; значит, он волевой человек.
В общем, решили срочно подчистить все «хвосты» по черчению. Я пообещала в последний раз сделать работу за Любу, она плохо видит. Гриша взял на себя «расхристанного» Сидорова, как очень точно его назвал чертежник.
Я долго не замечала какого-то военного без погон, который сел сзади. Димка в конце объявил, что зовут его Геннадий, что он прикреплен к нашей комсомольской организации по собственному желанию. Он бывший летчик-испытатель, попал в аварию, теперь на инвалидности и хочет поработать с молодежью, чтобы решить, сможет ли он стать учителем.
Он худой, сильно хромает. Лицо некрасивое, крупное, из одних углов, а очки как у меньшевиков в кинофильмах. И волосы не лежат, а все время приподнимаются от любого ветерка. Около рта большое родимое пятно, как фасолина. Кажется, ужасно нервный, все время что-то крутит в пальцах, а голос низкий, но не противно бархатистый, как у певцов, а сучковатый, с трещинами.
Перечитала, и стало обидно: сколько слов потратила, и не виден человек. Чехов же ничего почти не описывает, а до дна в любого можно заглянуть… Нет, Мар-Влада права, я — бездарность, только самолюбия много.
Да, так этот Геннадий после всего выступил и спросил:
— Кто из вас организовал в школе самостоятельно хоть одно интересное дело?
Ну, Димка рассказал, как мы хотели в прошлом году создать «Полемическую газету», а Икона не позволила.
— А есть ли люди, которым легко живется от вашей помощи, сочувствия? — продолжал нелепые вопросы этот Геннадий.
Тут все просто переглянулись, пожали плечами.
— Интересует ли вас хоть что-то, кроме собственного благополучия, попадания в институты?
Странно, он точно угадал все, о чем я думала, говорила с Любой.
— Вот я просмотрел ваш план комсомольской работы. Сплошной формализм. И всё по указке старших. Но вам уже шестнадцать лет.
Тут стали злиться даже пассивные ребята, а когда он съязвил, что наши активисты, видно, люди правильные и приятные во всех отношениях, только без малейшей инициативы, плетутся за взрослыми, как бычки на веревочке, все стали высказываться в духе «зачем я живу».
